Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения
Шрифт:
В ложницу, где Святополк привычно лежал на спине, уставившись в потолок, заглянул гридь. Князь подумал, что при Марысе вот так никто не посмел бы, и не потому, что она женщина, а потому, что в ней чувствуют хозяйку. Но даже сердиться было лень, только чуть повернул голову. Гридь был возбужден, доложил почему-то шепотом:
— Князь, там… княгиня, кажись, едет!
— Кто? — вскинулся с ложа Святополк. По такой распутице он Марысю не ждал совсем. Но гридь подтверждающее закивал головой:
— Ее возок и дружина
Святополка точно ветром вынесло из ложницы в переход и дальше через весь замок и двор на стену. Так и есть: к воротам замка действительно подъезжала кавалькада княгини Марины! Хотя можно и не проверять, потому как точно угорелые забегали по замку челядники, приводя все в порядок, зажигая очаги и свечи, спешно проветривая хоромы, как засуетились в поварне, было ясно, что приехала хозяйка. У Святополка сердце защемило тревогой, если Марыся вернулась вот так вдруг в распутицу, значит, случилось что-то у отца?
Но жена несказанно поразила его, буквально выпрыгнув из возка, бросилась на шею, принялась на виду у всех целовать в щеки, гладить, шепча:
— Соскучилась! Ах, как я соскучилась!
По сердцу Святополка разлилась приятная истома, он едва удержался на ногах, на глаза навернулись слезы благодарности и любви к жене. Вернуться по дальней дороге в самую распутицу только оттого, что соскучилась по мужу? Это дорогого стоило! Князь не заметил изумленных взглядов челяди, сопровождавшей княгиню в Гнезно. А зря, уж кто-кто, а холопы хорошо понимали, что не скучала княгиня по мужу, за всю дорогу ни словечком о нем не обмолвилась, с чего бы так на шею кидаться? Ох и притвора!
Дав себя поцеловать в ответ, Марина чуть отстранилась:
— После, после… Смотри, кто со мной приехал, — она показала на скромно стоявшего в ожидании колобжегского священника. — Это Рейнберн.
Рейнберн склонил голову, приветствуя князя. Нельзя сказать, чтобы его появление Святополка обрадовало: князь вообще не любил священников, а сейчас знакомиться с таким гостем не хотелось совсем. Все его внимание было приковано к Марине, глядел — не мог наглядеться, все не верилось, что жена спешила к нему, сгорая от тоски.
Пока разбирали возки, после ужинали с долгими беседами о делах в Гнезно и мире вообще, Святополк не мог дождаться, когда наконец останется с Мариной наедине, когда сможет, не боясь чужих взглядов, рассказать, как ждал ее, как скучал, как ему плохо одному. Но ужин слишком затянулся, причем затянула его сама княгиня, она долго и придирчиво оглядывала трапезную, стол, полный яств, пробовала каждое блюдо, точно убеждаясь, что челядь не разучилась готовить, распекала ключницу за недожаренную баранью ногу и гуся, у которого корочка недостаточно хрустела:
— Перед гостем неудобно! Что святой отец подумает? Что мы не умеем и на стол подать хорошую еду?!
Святополку очень хотелось напомнить русскую поговорку, что в чужом дому свои порядки не наводят, пусть бы священник ел что дадут. Но ссориться с Мариной совсем не хотелось. Все же к тому времени, когда все было переговорено
Марина долго лежала, опершись на локоть и разглядывая спящего мужа при неясном свете пламени из очага. О чем ей думалось? Вспоминала ли горячие ласки Мислава? Или просто думала, как быть дальше? Потом вздохнула и подобралась ближе к спящему мужу: не ровен час, проснется, жена должна лежать под боком. Но вино действовало как надо, Святополк проснулся, только когда солнце уже стояло высоко в небе. Разбудил его шум. Спросонья князь даже не сразу понял, не приснился ли ему вчерашний приезд Марины? Нет, постель вся смята, точно на ней всю ночь не было покоя, на лавке в беспорядке разбросана его одежда, из-под нее чуть видна нижняя рубаха жены. Самой княгини не видно, но откуда-то слышен ее бодрый голос, уже кого-то распекающий.
Еще раз оглядев ложницу, Святополк счастливо заулыбался, вспомнил, как целовала его при всех княгиня. А вот то, что было после ужина в ложнице, не помнил, хоть убей. Смущенный князь стал спешно одеваться, давая себе слово, что больше к вину не притронется. А вдруг он… попросту заснул мертвецким сном?! Такого Марина не простит…
Едва успел одеться, как в ложницу заглянула сама Марина:
— Проснулся? Вставай, день проспишь!
Святополк притянул ее к себе, горячо прижался губами к нежной шейке, жена, натужно рассмеявшись, отстранилась:
— Пусти, след оставишь. Неловко ведь…
Он уже отпустил и тут… действительно увидел след не просто на шее, а гораздо ниже — на груди, которую попытался распахнуть. След не свежий, ночной, а давнишний, такими становятся синяки, когда уже проходят. Святополка как огнем обожгло — чьи же это губы постарались пару недель назад?! Марина не заметила его взгляда, отстранилась, поправила платье и скользнула к выходу, попеняв мужу:
— Ночью был ярый, точно впервые, так еще и днем хочешь? Потерпи до ночи…
Святополк смотрел ей вслед и думал. Теперь он уже вспомнил, что заснул, едва добравшись до ложа. В сердце заползло нехорошее чувство. Стараясь не распалять себя, князь умылся холодной водой и поспешил вон из замка, отговорясь спешными делами. Марина не возражала, у нее тоже было много забот, челядь без присмотра хозяйки распустилась, пора наводить порядок. До самого вечера Святополк действительно ездил по округе, вспоминая слова Спирки о том, как наладить в Турове дела, и убеждался, что купец прав, разбогатеть можно, только не ленись. Оказалось, что и заниматься хозяйством тоже интересно, отвлекает от мыслей и о далеком Киеве, и даже о жене.