Святослав
Шрифт:
Но Феофано по-прежнему молчала, она все еще не могла понять, кому служит Вард и кто послал его к ней. И только под конец Вард Валент сказал:
— Поэтому проэдр Василий послал меня сюда, василисса, сказать тебе, что он думает о тебе, заботится. Проэдр ждет, чем кончится восстание в Азии и что произойдет в Константинополе. А тогда даст тебе обо всем знать и поможет… Жди, василисса. Здесь, на Проте, среди безбородых есть наши люди, и я приду к тебе, как только прикажет проэдр!
Феофано почувствовала и поняла, что в этой империи, где она живет, где все делается
Феофано, казалось, видела его в эту минуту — костлявого, незаметного, с ласковой улыбкой на лице, с тихим, приглушенным голосом, длинными, тонкими пальцами. В эту ночь он, как обычно, ходит по Буколеону, охраняя покой василевса.
«Василеве!» — Феофано улыбнулась, вспомнив это слово.
Она подумала, что в империи должно быть, да и есть место для такой женщины, как она. И она, цветок Пропонтиды, должна терпеливо ждать приказания своего соучастника и друга, проэдра Василия.
Феофано ступила шаг вперед, взяла руку Варда Валента. Эта рука дрожала. Она коснулась своими горячими губами его лица. Он был не безбородым.
5
Как черный вихрь, как буря, летел с дружиной своей из Киева князь Святослав. Рядом с конем Святослава, как и у его воевод, бояр и даже у воев, скакало еще два-три запасных коня. Всадники часто пересаживались с коня на коня, спали по нескольку часов — и мчались дальше и дальше…
Не все вой выдержали. Кое-кто из них остался в Полянских городах и селах, в Уличской й Тиверской землях, чтобы нагнать князя позже. Кони падали на полном скаку, но ржали уже другие — Дунай был все ближе.
В холодные осенние ночи всадникам было жарко, среди дневного жара их освежал встречный ветер, на рассвете они проглатывали черствый кусок хлеба, а вечером запивали его водой.
Когда выехали из Киева, их было тысяч десять, но, когда перебрались через Буг и Днестр, их стало больше, потому что вокруг лежала родная земля, и в эту тяжкую годину голос князя Святослава слышали и тиверцы, и уличи.
Но не только там, где пролетал князь Святослав со своей дружиной, шумела и подымалась земля. Чем далее на юг от Киева мчалась дружина Святослава, тем дальше на север, на запад и восток летела весть о том, что на Дунае мечи высекают искры, к тучам летят стрелы, болгарские боляре вместе с греками идут вспять Руси.
И, как это случается перед страшной грозой, когда не шелохнет листва, умолкают воды, замирает земля, так и в это грозное время, сколько ни ехала дружина князя Святослава, она не видела не только печенегов, но даже их следа. Только издалека было слышно, как гудит под копытами коней земля в степи. Это печенеги удирали со своими улусами на восток, к Днепру, и на юг, к морю Русскому.
Так мчался князь Святослав со своей дружиной — через земли Полянские, через Дикое Поле, земли уличей и тиверцев, все ближе к Дунаю..
А когда до Дуная осталось полночи езды, перед заходом солнца князь Святослав, ехавший под своим знаменем впереди дружины, внезапно
Солнце садилось. На далеком небосводе сверкал багряный плес, по ту сторону реки синели горы. За князем стала дружина, недоумевая, из-за чего произошла задержка.
— До Дуная рукой подать, — сказал князь, — полночи езды туда, полночи обратно. Что там делается, мы не знаем, а знать должны. Пусть наш дозор поедет к Дунаю и к утру вернется. А дружина пусть отдыхает — неизвестно, что будет завтра.
И тотчас несколько всадников, оторвавшись от войска, поскакали к багряному морю, что стелилось далеко над Дунаем. Все же прочие вой сошли с коней, стали станом, не зажигая огня, пустили пастись коней и далеко во все стороны — от чела и с тыла — выслали дозор.
Когда стемнело и на востоке выплыла большая красная луна, она увидела в поле стан князя Святослава. Раскинувшись на земле, положив под головы седла, а под себя попоны, спали вой князя. Они заслужили этот короткий сон — за ними черным следом в серой степи стелилась дорога от Киева. Дружине нужно было отдохнуть: ведь завтра у Дуная могла начаться великая сеча. Дружина стояла за правое дело, и, хоть многих воев, может, ждала близкая смерть, все спали спокойно, крепко. А вместе со своей дружиной, подложив под голову седло, а под себя попону, уснул и князь Святослав.
Проснулся он до рассвета — где-то далеко в поле гудела от конских копыт земля. Князь сел. Прислушался. Вскочил. Конский топот доносился со стороны Дуная. Ехало лишь несколько всадников, они скакали во всю мочь.
Вскоре всадники появились в стане перед князем Святославом.
— Беда, князь! Вчера болгары взяли копьем Переяславец. Вой наши стоят на берегу Дуйая, ждут тебя, княже!
Дружина уже была на ногах. Быстро светало, но князь велел людям поесть. Усевшись на попону, поел и сам — кусок соленой конины с хлебом. По росе вой вели коней. Со всех сторон из голубых туманов съезжались дозорные. Небо было чистое, все предвещало ясный день.
Отдохнув и подкрепившись едой, вой сели на коней, которые уже выпаслись за ночь, и помчались на запад, к Дунаю.
Солнце стояло еще высоко в небе, когда они остановили коней в камышах левого берега Дуная, где в тиховодье ждали их лодии. И тотчас начали переправляться на другой берег, где находилось главное войско.
Князь Святослав встретился с князем Улебом, воеводой Свенельдом и другими воеводами на высокой круче и рассказал, что произошло за это время в Киеве: о смерти княгини Ольги, о вокняжении Ярополка, Олега и Владимира, о печенегах и встрече с каганом Курей.
— Ромеи делают свое черное дело и здесь, — начал Свенельд.
– Уже оставили мы, князь, многие города и стоим только тут, у Дуная.
— Почему же оставили города? Где наши вой, где болгары?
– крикнул князь Святослав.
— Все они стоят здесь, на берегу, — ответил Свенельд. — Но кесарь Борис и его боляре собрали много отрядов, которые расползлись повсюду и жалили нас, как змеи…
— Как же вы допустили, чтобы боляре собрали эти отряды, почему не пошли на них сразу, всей силой?