Святослав
Шрифт:
Нет, вопрос о том, что делала княгиня Ольга после ночи восемнадцатого октября, лета 957-го, не праздный, и ответить на него нужно.
Когда колесницы, в которых везли княгиню Ольгу и ее свиту из Большого дворца, остановились возле монастыря св. Мамонта, все вышли, толпой прошли в ворота, остановились на вымощенном камнем дворе. Родичи княгини, собираясь еще поговорить между собою, поклонились княгине и быстро ушли в свои кельи. Молчала некоторое время, кутаясь в свое корзно, чтобы защититься от ветра, княгиня Ольга, а потом сказала, обращаясь к купцам:
— А
Вскоре все они собрались в ее келье. Там горели две свечи, освещая убогую монастырскую обстановку: стол, несколько лавок, серые каменные стены, узкие оконца, через которые долетал шум ветра и стон разбушевавшегося залива.
Княгиня успела переодеться и была в своей обычной одежде, с темной повязкой на голове, и это еще больше подчеркивало ее бледное, утомленное лицо, пересохшие губы.
Сев на лавку у стола, княгиня прислушалась, как шумит ветер за окном и как стонут волны на Суде, озабоченно покачала головой и начала:
— Не лиха хотя, а ради добра и тишины земли Русской ехали мы сюда с бременем тяжким, везли дары достойные, дали их императорам, говорили о потребах наших и все сделали по надобности…
На минуту княгиня задумалась, вспоминая, как она несколько месяцев высидела на Суде, как долго добивалась приема и наконец побывала в Большом дворце.
Надежды? На что она надеялась, на что уповала? Нет, прежние князья русские Кий, Олег, Игорь, ходившие к роме-ям не с подарками, не с ласковыми словами, а с мечами и копьями, хорошо знали, зачем и ради чего идут они против Византии.
Лукавы, хитры ромеи и их императоры, лживыми словами они всегда старались обмануть и усыпить русских князей и всех людей русских, клялись Христом, но сами Христа в сердце своем не имели.
Тщетны слова, что императоры ромеев согласны жить в дружбе и любви с русскими людьми. Императоры эти, как пауки, высасывают все силы из Египта, Азии, Европы, мечтают о большем, стремятся покорить Русь.
О, как ясно ощущала теперь княгиня Ольга ненависть ро-мейских императоров к Руси! Содрогаясь всем телом, чувствуя, как гнев закипает в сердце, вспоминала она недели, когда сидела в Суде, вспоминала оба приема в Большом дворце, где ее свиту различными способами унижали и оскорбляли, вспомнила и последний разговор с императором Константином.
— Вотще ехали мы в Царьград, — сердито продолжала она, -лучше бы не были тут, ибо что хотели — не сделали, что искали -не нашли, добра и тишины не добыли. Днесь я вновь говорила с Константином, да что то был за разговор! Великую гордость взяли императоры, двоеручат, про любовь говорят — пагубу нам чинят, тайно деют, черны их затеи и помыслы…
За этими словами послы и купцы земли Русской почувствовали великую обиду княгини, что была и их обидою, всю боль, которая была и их болью.
— Что теперь делать будем, послы мои и купцы? — спросила княгиня Ольга и посмотрела на их лица. — Ведь Константин три месяца заставил нас сидеть на Суде, не токмо чтобы поразить честь и гордыню нашу, а паче чтобы лишить нас выхода. Скажите мне, купцы, — обратилась она к ним, — разве можем мы ныне лодиями ехать на Русь?
Купцы
— Не примет нас ныне Русское море, — сказал, вставая с лавки, Воротислав, который на своем веку много раз ходил в Константинополь. — Разбросает наши лодии, потопит, разобьет о камни… Бурно, страшно Русское море осенью, княгиня, — произнес он те самые слова, которые она слышала от Супруна.
— А если бы мы доехали до белых берегов, — все же спросила княгиня, — что тогда?
И опять ответил тот же купец, а его поддержали другие купцы и послы:
— Спаси Боже, матушка княгиня, попасть через месяц на белые берега. Там уже будет лад, лодии наши вмерзнут, до Киева-града нам не добраться, ибо херсониты коней не продадут. А печенеги, должно быть, уже подстерегают нас… Спаси Боже!
Сурово было лицо княгини Ольги, огоньки свечей отражались в глазах.
— Так вот зачем три месяца держал нас Константин на Суде! — гневно произнесла она. — Нет, не только честь и гордость нашу хотел бы поразить император, смерти нашей на белых островах жаждет он…
— Матушка княгиня, — раздалось сразу множество голосов, -отколе ездим из Киева в греки, так и допрежь было: стоим на Суде — тяжела гостежба наша, в море идем — души не чуем.
— Ну, подождите, — зло промолвила княгиня, глядя в окно, -приедете вы в Киев, постоите у меня на Почайне, якоже аз на Суде…
Но какой вес могли иметь эти слова княгини Ольги не в Киеве, на Почайне, а здесь, в чужом, враждебном Константинополе, в монастыре св. Мамонта над Судом?
— Надо нам что-то делать, — сказала княгиня. — Я уже много дней думаю и вижу, что ехать нам придется не морем…
В келье все замерли.
— Если император хотел отрядить нас в море ныне, в октябре, — продолжала княгиня, — то пускай едет сам… Вы же, купцы мои и послы, продайте лодии тут, на Суде, купите коней и колесницы, и поедем мы на Русь через землю Болгарскую.
— Наши лодии они с руками вырвут, — зашумели купцы и послы, — коней и колесницы" возьмем у них на торге, а путь через Болгарскую землю нам знаком. Ходили по нему не раз.
— Так и сделайте, — закончила княгиня Ольга. — Побывали мы в Византии — поедем еще и в Болгарию. Не нашли счастья здесь — поищем в другом месте.
Но княгиня Ольга не сказала, какое именно счастье она собирается искать.
3
В Большом дворце внимательно следили за каждым шагом княгини Ольги и потому сразу узнали, что киевские гости не требуют ни месячного, ни слебного, ни ветрил и харчей на дорогу. А вместо этого продают на Суде свои лодии, на торге в Перу покупают лошадей и колесницы. Император Константин сам вызвал эпарха города, Льва, долго разговаривал с ним, полюбопытствовал, какую цену запрашивают киевские гости за свои лодии, сколько коней и колесниц желают купить.