Святославичи
Шрифт:
* * *
После восьмого штурма воины Ярославичей ворвались наконец в Минск. Но упорные минчане заперлись в детинце, грозно возвышавшемся на крутом холме в излучине скованной льдом реки Свислочи.
В полон ратники Ярославичей не взяли ни одного человека. Мужчин было приказано убивать, а женщины и дети, видимо, с начала осады укрывались в крепости на холме.
– Вот придет Всеслав, он повыщеплет из вас перья, петухи киевские!
– кричали с башен детинца его защитники.
– Ужо полакомится зверье лесное
Изяслав в гневе велел поджечь город, в котором не было ни одного каменного дома, лишь деревянные. Минск запылал. Всеволод бросился к старшему брату.
– Разум твой от злости помутился, князь киевский. Церкви жжешь!
– А ты, я вижу, Божьего гнева испугался, брат?
– огрызнулся Изяслав.
– Всеслав-то храмы грабит и на небо не смотрит!
– Со святотатца пример берешь, великий князь!
– Мне от Господа милостей ждать нечего, ибо я на еретичке женат и с еретичками дружбу вожу, про то печерские монахи уж с каких пор талдычат. Так что напрасны твои упреки. Мокрому вода не страшна!
Всеволод не унимался и обратился за поддержкой к Святославу:
– Почто молчишь, брат? Вразуми же Изяслава, остуди гнев его.
Святослав ответил уклончиво:
– Великий князь - великий гнев, а голубь ястребу не советчик.
Плюнул в сердцах Всеволод и ушел в свой шатер.
Слышал перепалку князей и Олег. Хотя в душе не одобрял он поступок Изяслава, но не мог и корить дядю за его жестокость, ибо сам видел, сколь дорогой ценой были взяты минские стены. Не одна сотня черниговцев, переяславцев и киевлян расстались с жизнью за две недели осады.
По-прежнему не было вестей от Святополка. Жив ли он? И, если жив, не в плену ли у Всеслава?
Ночью Олег долго не ложился спать, все не мог оторвать глаз от огненного зарева, с треском выбрасывающего в темноту ворохи светящихся искр. Сполохи от сильного пламени плясали над верхушками ближайших сосен. На несколько перестрелов от огромного пожарища было так светло, что хоть горох собирай.
На военном совете Всеволод предложил не штурмовать минскую крепость - «Зачем зазря воинов губить? » - и двигаться на поиски Всеславовой рати. Но на этот раз Изяслав настоял на продолжении осады до взятия детинца. «Всеслав от нас не уйдет, а Минск я все равно возьму, даже если моей дружине придется мертвечину жрать!»
Озлился князь Изяслав, крови жаждала душа его, истомила его неизвестность о судьбе Святополка, доводили до бешенства обидные слова со стен.
Святослав подливал масла в огонь:
– Верно мыслишь, великий князь. Срам с нашим-то войском без победы из-под Минска уходить.
Три дня воины Ярославичей выламывали тараном двойные ворота детинца, после чего с боем вломились в крепость. Недолгой, но яростной была эта последняя битва. Все защитники детинца полегли до последнего человека. Не только мужчин, но и подростков приказал убивать князь Изяслав.
В самых больших хоромах минского детинца князья-победители закатили пир по случаю победы. В погребах и меду-шах взятой крепости оказалось немало разнообразной ест-вы. Было и пиво густое, и пахучий хмельной мед.
За столами в просторной зале расселись бояре киевские, черниговские и переяславские. Все те, кто делили с князьями своими ратные труды.
Во главе застолья восседали Изяслав, Святослав и Всеволод.
Однорядки [93]
[93] Однорядка - верхняя однобортная одежда.
[94] Мухояр - бухарская ткань из хлопка с шерстью или шелком.
Красавец Ярополк был в малиновой приволоке [95] из блестящего атласа, его светло-русые волосы, расчесанные на прямой пробор, отливали блеском в пламени светильников. Удалой сын у Изяслава! Хоть и запрещал ему отец лезть на рожон, однако Ярополк в сече всегда впереди был. Одним из первых на стену поднялся во время последнего приступа и в схватке с защитниками детинца показал себя умелым рубакой. С Романом Ярополк быстро нашел общий язык, тот тоже был из породы сорвиголов да и годов обоим было по восемнадцать. Олег, более серьезный и молчаливый, казался Ярополку слишком взрослым.
[95] Приволока - верхняя короткая одежда.
Быстро устал Олег от пьяной похвальбы и ушел с пиршества, когда запели свои прибаутки ряженые весельчаки-скоморохи, которых возил за собой в обозе князь Изяслав. Не пилось Олегу и не елось после всего увиденного за последние дни: перед глазами было испуганное лицо заколотого им минчанина, еще юного отрока, не выходили из головы изуродованные мертвецы, рядами лежащие на снегу, раздетые и разутые - грабить убитых врагов никогда не воспрещалось. И эти гнусные насилия дружинников над пленными минчанками, иных бесчестили прямо на глазах у детей, и некому было за них заступиться, ибо их отцы, сыновья, мужья, братья лежат убитые. Как страшен лик войны! Сражаясь с половцами, Олег не испытывал таких угрызений, те были нехристями, а тут христиане бьются с христианами, русичи с русичами.
Неизвестно, на сколько дней затянулось бы победное пиршество, если бы не один из дозоров, которые рассылал во все стороны предусмотрительный Святослав. Вернулись дозорные и сообщили тревожную весть: Всеслав со своей ратью стоит на речке Немиге, притоке Свислочи, всего в нескольких верстах от Минска.
Святослав призвал к себе Всеволода. Изяслав с перепою головы поднять не мог, вместо него на совет пришел воевода Коснячко.
– Тихо подкрался к нам Всеслав, как рысь, - молвил Святослав.
– Мыслю я, врасплох хотел нас застать. Надо ис-полчаться на битву и первыми ударить.
– Стоит ли нам, княже, в леса-то переться, не лучше ли дождаться Всеслава здесь, он и сам к нам придет, - опасливо пропел Коснячко.
– Опять же князь Изяслав в руке ковш удержать не может, не то что меч.
– У князя Изяслава до завтра есть время проспаться, - возразил Святослав.
– Ну, а не оклемается к завтреву князь киевский, значит, тебе, боярин, дружину киевскую в бой вести.
Надулся Коснячко, но смолчал.
Холодным мартовским утром войско Ярославичей двинулось в путь.