Святославичи
Шрифт:
«Ведь история Ревекки и Исаака еще не окончена», - молвил Борис.
Онисим уступил просьбе мальчика.
На другой день изучение Ветхого Завета продолжалось.
Онисим до мельчайших подробностей описал Борису встречу Елиазера и Ревекки. Как Елиазер попросил переночевать в доме Ревекки, где с изумлением и радостью узнал, что встреченная им у колодца девушка приходится внучкой Нахору, брату Авраама. Затем Онисим переключился на описание старшего брата Ревекки - Лавана. Лаван был намного старше своей прекрасной сестры и заменял ей давно умершего отца. Елиазер стал просить Лавана выдать
В это время пришел учитель греческого языка и Онисим прервал свое занятие. Нарисованную Ревекку Онисим «пощадил» и на этот раз, спрятав грифельную доску под книгами.
Вечером после ужина Борис заглянул ненадолго в светелку, где он занимался с Онисимом, чтобы в одиночестве полюбоваться на ту, с которой ему предстояло сегодня перед сном разучивать новую молитву. За полтора месяца проведенных с псаломщиком, княжич словно переродился: кроме воинских подвигов его стали занимать и женщины.
На свою беду, княжич подзадержался и отправившаяся на его поиски Лазута застала Бориса за созерцанием обнаженной женской плоти, в коей служанка с ужасом узнала себя. Борис от стыда не мог произнести ни слова. Прекрасная Ревекка была уничтожена рукой ее двойницы на глазах у Бориса.
Лазута рассказала обо всем своей госпоже.
Для объяснений на следующий день был вызван Онисим, ибо Борис сознался, что греховный рисунок - дело рук псаломщика.
Изворотливый грек объяснил рассерженной княгине, что таким способом он приучает ее сына к воздержанию.
– К целомудрию, добрая госпожа, надо приучать с детства, поскольку мир полон искушений, самое сильное из которых для мужчины - обнаженные женские телеса. Святой Иероним и тот, кто ни бичевал свою плоть, ни уходил в пустыню, все же должен был признать, что не смог полностью потушить огонь похоти, горевший в нем. Потому-то отрока надо приучать к целомудрию, постепенно переходя от малого к большему, дабы из него вырос муж непорочный и устойчивый перед женской наготой.
– Что ты подразумеваешь под «большим», святой отец?
– поинтересовалась княгиня.
– То, что бывает в мужских монастырях, моя госпожа, - смиренно опустив голову, ответил Онисим.
– Плоть монаха считается укрощенной в полной мере лишь в том случае, ежели ложась с женщиной в постель и обнимая ее, он не испытывает при этом ни малейшего вожделения.
Эмнильда от изумления открыла рот: такое она слышала впервые.
– Я думаю, твоего сына не стоит подвергать такому испытанию, ведь он не станет монахом, - поспешил успокоить княгиню Онисим.
– Вполне достаточно того, ежели Борис научится смирять свою плоть, находясь наедине с нагой женщиной, ну хотя бы с твоей верной служанкой, госпожа. Почему я и нарисовал Лазуту обнаженной, дабы глаз отрока привыкал к тому, что отличает женский пол от мужского.
Находившаяся тут же Лазута покраснела.
– Но неприлично для девушки расхаживать голой по терему, - нахмурилась Эмнильда.
– Зачем по терему… Пускай Лазута разок-другой сходит с Борисом в баню, - невозмутимо продолжил Онисим.
– для нее это тоже послужит укрощением плоти. Безгрешность на словах
Услышанное было ново и необычно для Эмнильды, что она отпустила Онисима, не высказав ни одобрения, ни порицания. Посоветоваться ей было не с кем, и Эмнильда обдумывала сказанное Онисимом сама с собой наедине. Ей хотелось вырастить сына непохожим на прочих мужчин, хотелось видеть в нем благородного праведника, чистого душой и телом. Эмнильда готовила Бориса для высоких целей, правда, сама не зная, каких именно. В ее душе жили образы Иоанна Крестителя, святого Андрея Первозванного, мученика Иисуса Христа…
Эмнильда радовалась успехам сына в латыни и греческом, в славянской грамоте и греческой философии. Обликом своим Борис напоминал ей мужа и еще одного человека, о котором Эмнильда не могла думать без душевного трепета. Она даже позволила сыну отрастить длинные волосы, чтобы усилить сходство. Длинные кудри, прямой благородный нос, красиво очерченные губы, слегка выпуклый лоб и гордая посадка головы были подмечены Эмнильдой в облике юного Иисуса, увиденного ею на миниатюре в греческом Евангелии.
Терзаясь сомнениями, Эмнильда все же решилась однажды устроить Борису испытание. Следуя совету Онисима, княгиня сделала так, что ее любимая служанка и обожаемый сын оказались наедине в жарко натопленной бане.
Борис, желая сделать приятное матери, не только не глазел на прелести Лазуты, но скромно опускал глаза, когда та поворачивалась к нему лицом. Хоть банька и была тесновата, тем не менее отрок и девушка ни разу не коснулись друг друга и даже не обмолвились ни единым столом. Не выдержав жару, Лазута ушла из бани первой.
Сгоравшая от нетерпения Эмнильда приступила у служанке с расспросами.
Разомлевшая Лазута вяло отвечала на вопросы своей госпожи, то и дело прикладываясь к ковшу с квасом. С ее слов выходило, что Борис вел себя безупречно. Вот только зачем он без конца поддавал жару?
– Просто мочи не было терпеть, - жаловалась Лазута, - а ему хоть бы что!
Эмнильда засмеялась.
– Муж мой такой же крепкий был. Я тоже не могла с ним в баню ходить.
Этот случай уверил Эмнильду в том, что ее сын по-настоящему чист. Наблюдая со стороны, она не замечала, чтобы Борис обращал взор на рабынь или боярских дочерей, которые иногда приходили к ним в гости вместе с матерями.
Не подозревая, что творится в душе сына, которому Онисим раскрыл глаза на все самое запретное, Эмнильда распорядилась, чтобы впредь Лазута и Борис всегда мылись в бане вместе.
Служанка не смела прекословить, тайком замаливала грех, внезапно свалившийся на нее . Княжич постепенно осмелел и с каждым разом вел себя все вольнее и вольнее, заставляя Лазуту то попарить ему спину, то размять шею и плечи. Борис уже без стеснения глядел на девушку, и Лазута, видя восхищение в его глазах, позволяла натирать себя размоченной крапивой. Скоро они уже могли запросто болтать о разных пустяках, лежа на полках и забыв про веники. Лазута смеялась его шуткам. Борис слушал ее рассказы о пережитом. Разница в возрасте не была помехой.