Святой дракон и Джордж. Никто, кроме человека
Шрифт:
Оказавшись против воли на Калестине, не имея при себе буквально ничего, кроме одежды, Алия была вынуждена принять от Калли денежную помощь. Даже если не считать в качестве приза перешедшей в его собственность «Звезды Севера», О’Рурк располагал здесь достаточным кредитом. Алия приняла помощь, однако ни словом не выразила благодарности и всю дорогу до космопорта хранила молчание. Калли тоже не пытался заговорить с ней. Он твердо верил, что если мысли и мнения человека и возможно изменить, то лишь изнутри, по воле самого человека, а не с помощью настойчивых убеждений. Поэтому он проводил девушку до самого трапа лайнера, так и не обменявшись с нею ни единым словом.
Уже встав на первую ступеньку, Алия повернулась
— Я хочу, чтобы ты знал одну вещь, — сказала она; по необычно побледневшему лицу было видно, что девушка изо всех сил старается казаться спокойной. — Я не знала… даже не предполагала, что тебя бросят в лагерь для интернированных. Когда я пыталась тебя отыскать, мне сообщили, будто ты погиб, покончил жизнь самоубийством. Я не могла в это поверить, поэтому и попросила отца одолжить Руну нашу яхту. Отец хотел доказать адмиралу, что люди Приграничья не управляемы, для чего и решил показать ему эту океанскую тюрьму. А я надеялась найти там какие-то доказательства, что ты… умер не по собственной воле… я представила бы тогда эти факты суду… Пусть даже это повредило бы папе.
Калли кивнул.
— Значит, вот зачем послы молдогов прибыли на станцию?
Алия словно не слышала его.
— И еще я хотела тебе сказать… Это была не моя идея — тюрьма для людей из Приграничья.
Она отвернулась и стала подниматься по трапу. Калли вдруг словно очнулся — Алия улетает! — бросился за ней, перепрыгивая через ступеньки, схватил за руку, заставил повернуться лицом к себе.
— И это все? — крикнул он. — Ты сожалеешь, что я попал в тюрьму. Это, видите ли, была не твоя идея. Но ты по-прежнему считаешь, что поступила правильно?
Девушка смотрела на него — прямо в глаза; лицо ее вдруг дернулось, словно она готова была расплакаться.
— Отпусти, — пробормотала она, задыхаясь и, вырвав руку, побежала вверх по трапу.
Калли смотрел ей вслед, пока она не исчезла в темноте пассажирского люка. Потом, вздохнув, пошел к своему кару и включил мотор. Тихо зашипев, машина поднялась на воздушной подушке, качнулась, сделала разворот и помчалась по направлению к городу. Но сразу же за территорией космопорта Каллихэн повернул на север — к холму, который поднимался немного в стороне от шоссе, ведущего к Бонджой-тауну, расположенному километрах в двухстах на север. Эту гору они с Алией изучили еще в детстве. О’Рурк остановил машину, вышел и несколько минут прохаживался по склону. Потом, умиротворенный, он направился обратно в гостиницу, где его поджидал Онвиток; взяв такси, они вместе поехали к зданию Ассамблеи.
Раньше здесь помещался крытый стадион — на полу еще сохранилась разметка баскетбольной площадки. Но скамьи вдоль стен были сняты — за исключением дальней секции. На этих, крутыми рядами уходивших к потолку скамьях и заседали члены Ассамблеи — в том числе и Бриан Мачин.
Калли сразу же узнал его, хотя раньше они не встречались ни разу. Ошибиться было невозможно: Мачин оказался не только самым высоким и плотным среди членов оппозиционной партии, да и вообще среди собравшихся — кроме того, он сидел на самой первой скамье, в центре.
Внешность у Мачина была впечатляющая — и дело заключалось не только в телосложении. Рост его, как прикинул Калли, достигал не менее шести футов десяти дюймов, вес — не меньше, чем трех сотен фунтов. Но главное — несмотря на внушительные габариты, Мачин производил впечатление человека легкого в движениях, гибкого и ловкого. К тому же пропорции его тела были так гармоничны, что даже сидя на первой скамье, он не выглядел великаном — скорее, казался нормальным человеком в окружении карликов и гномов. Он был одет в трапперскую рубашку с металлическими застежками, трапперские же брюки из очень плотной ткани, напущенные на горские сапоги. — И сапоги, и одежда были из очень качественного
Когда Калли и Онвиток вошли, выступал один из членов Ассамблеи из числа сторонников Мачина. Не доходя до скамей, Мурфа остановил Каллихэна. Они подождали, пока оратор закончил речь и сел, потом Онвиток провел Калли к скамьям справа, нашел свободные места и жестом пригласил Калли садиться, а сам повернулся к человеку, сидевшему за столом на платформе-трибуне возле стены, на полпути между противоположными секциями скамей.
— Уважаемый спикер, — прозвенел голос Онвитока. — Я предлагаю внести изменение в повестку дня. Со мной пришел Каллихэн О’Рурк Уэн, в прошлом — член Ассамблеи. Он располагает сведениями, которые могут оказаться для Ассамблеи весьма интересными. Если Ассамблея позволит, он хотел бы выступить.
— Представитель северо-западной территории Калестина господин Мурфа предложил внести изменение в повестку дня, — объявил спикер. — Господин Мурфа, я передам ваше предложение Ассамблее.
Онвиток сел рядом с Калли, и они принялись ждать, пока предложение ставилось на голосование. Перевесом в двести восемнадцать голосов против двадцати трех дело было решено в пользу предложения Онвитока, спикер объявил результаты голосования и пригласил Мурфу представить Ассамблее господина Уэна.
Калли поднялся. Он испытывал странное, внезапно нахлынувшее чувство. Лица собравшихся были большей частью незнакомы, но послеполуденное солнце, вливавшееся сквозь высокие окна бывшего стадиона, игравшее на гладком, словно полированном, полу, секции сидений, сами стены — все было в точности как в те времена, когда он являлся полноправным членом Ассамблеи. На секунду закружилась голова — О’Рурку показалось, будто он вернулся в прошлое. Словно и его отставка, и решение отправиться на Землю, и сам перелет, и последовавшие за ним арест и заключение в плавучую тюрьму, побег и все остальное — все это лишь пригрезилось ему. Вчера он лег спать, ему приснился странный сон — но вот он снова на заседании Ассамблеи.
Калли пришлось напрячь волю, чтобы прогнать странное ощущение. Наконец, взяв себя в руки, он решительно вышел на пространство между секциями и начал свой рассказ — о тюрьме в океане, о побеге, об убежденности правительства Старых Миров в существовании заговора, в результате которого Приграничье должно, совершив государственный переворот, захватить власть над Трехпланетьем.
— Господин Уэн, — перебил его в этом месте спикер, — вы ведь не считаете, что в самом деле существует кучка сбившихся с пути истинного приграничников, готовящих подобный переворот?
— Какое это имеет значение? — отозвался Калли. — Совет Трехпланетья уверен, будто заговор существует, — вот что важно.
Он обвел глазами членов Ассамблеи, на секунду его взгляд задержался на Бриане Мачине.
— Важно понять, — продолжал он, — почему вдруг Старые Миры поверили в это. А верят они потому, что не могут выяснить подлинной причины, по которой молдоги неожиданно выдвинули требования эвакуировать планеты Плеяд. Они не в силах понять причин и потому готовы поверить во что угодно. Но если мы — мы, приграничники — сможем эту причину выяснить, то окажемся в выгодном положении; мы сами сможем тогда вести переговоры с молдогами — то есть сделаем именно то, на что не способен Совет Трехпланетья. Оказавшись в таком выгодном положении, мы сможем потребовать от Старых Миров все, что нам нужно — вплоть до признания полной нашей независимости, а разве не к этому мы стремились!