Святой дьявол: Распутин и женщины
Шрифт:
Влияние Распутина не ограничивалось только женщинами: французский посол испытал на себе влияние чудотворца, когда встретил его в первый раз. Месье Палеолог получал от своих доверенных лиц только неблагоприятные сведения о Распутине, принимал его за шарлатана и ненавидел, особенно за выступления за мир, а значит, за предательство России по отношении к ее французским союзникам.
Однажды посол был с визитом у одной знакомой дамы, вдруг дверь в приемную распахнулась с сильным грохотом: шумно вошел Распутин, обнял хозяйку и долгое время разговаривал с ней. Палеолог наблюдал за ним со смешанным чувством напряженного внимания и недоверия,
Но даже человек, который ненавидел Распутина с самого начала, который встретился с ним, имея предвзятое о нем мнение, считавший этого чудотворца несчастьем для России, тот самый князь Юсупов, одержимый лютой ненавистью, который холодно и расчетливо вкрался в доверие к Распутину, чтобы подготовить покушение на него, и то с трудом мог противостоять колдовскому влиянию, которое оказывал и на него Григорий Ефимович.
В доме старой Головиной и ее дочери — обе причисляли себя к верным сторонницам Распутина — Юсупов впервые встретился со своей будущей жертвой. В то время как женщины, затаив дыхание, с горящими глазами и разрумянившимися щеками прислушивались, как зачарованные, к каждому слову Распутина, Юсупов, сидя в кресле рядом с чудо-монахом, имел возможность внимательно наблюдать за ним. Он видел его впервые, впервые слышал его голос, и уже тогда ему казалось, что все, что он плохого и отвратительного слышал об этом человеке, подтверждается. Этот избалованный женщинами мужик вызывал у него глубокую антипатию, непривычное отвращение: его черты были грубы, без малейшей утонченности; смех, с которым он обращался к своим слушательницам, действовал нездорово, чувственно и мрачно. Его лицо напоминало лицо похотливого сатира, все в нем было подозрительно и вызывало недоверие.
Никогда раньше князь Юсупов не видел ничего более отвратительного, чем эти маленькие, почти бесцветные, расположенные близко друг к другу глубоко посаженные глазки. Иногда казалось, они тускнели, и тогда нужно было приложить некоторое усилие, чтобы различить, открыты они или нет, и лишь тревожное, беспокойное чувство говорило князю, что Распутин внимательно за ним наблюдает.
Но в тот же момент молодым высокомерным аристократом овладело чувство, что в этом омерзительном мужицком лице прячется что-то необычное, что в сверлящем взгляде этих отвратительных глаз скрыта мощная, но таинственная, почти сверхъестественная сила.
Позднее Юсупову довелось испытать всю силу взгляда Распутина. С намерением войти в доверие к своему врагу он приехал к нему на квартиру под предлогом ознакомления с его даром врачевателя. Молодой князь, движимый любопытством, полностью отдался в распоряжение Распутина, последовал за ним в его спальню и лег там на диван. В то время, как Распутин пытался своим взглядом и ласкающими движениями рук усыпить его, Юсупов сначала сохранял самообладание и решил, что лечебное действие чудотворца есть не что иное, как «гипноз наихудшего качества».
Распутин твердо смотрел ему в глаза, медленно гладил его по груди, шее и голове, затем встал перед ним на колени и начал молиться, при этом он слегка касался ладонями лба. В этом
Близко перед собой он видел глаза Распутина, властно сверкавшие. Два пронизывающих луча исходили из них, сливаясь друг с другом, и превращались в пылающий круг, который то приближался, то снова удалялся. Веки Юсупова становились все тяжелее и медленно опускались; он был уже совсем готов поддаться воле этого отвратительного шарлатана и заснуть. Последним усилием воли он собрался с силами и начал отчаянно бороться, пока ему наконец не удалось разорвать чары. Он покинул квартиру Распутина с твердым намерением уничтожить этого человека как можно скорее.
Несколько месяцев спустя в своем дворце, в подвале со сводчатым потолком, уютно убранном всего за несколько часов до этого, Юсупов сидел за накрытым столом напротив своей жертвы, пел по его желанию цыганские песни и потчевал его отравленным вином. Затаив дыхание, наблюдал он за лицом Распутина и каждое мгновение ожидал, что тот упадет замертво. Но Григорий Ефимович опустошал один за другим стаканы с отравленным напитком и молчал; он сидел, подперев голову руками, с грустным выражением и полуприкрытыми глазами.
Внезапно его лицо меняется, из уст вырываются дьявольские проклятия, как будто ему известно, зачем его сюда привели и что произойдет дальше. Затем он поднимается, в глазах появляется то особое выражение — смесь кроткого понимания и мягкой покорности. В следующий момент Юсупов выхватывает оружие и стреляет в Распутина.
Убийца ощупывает неподвижное, еще теплое тело, ищет пульс и только собирается подняться, как вдруг к своему ужасу замечает, как начинают дрожать веки Распутина. Вскоре по лицу проходит судорога, сначала открывается левый глаз, затем — правый, и оба, по-змеиному зеленоватые, исполненные невыразимой ненависти, смотрят на убийцу.
Этот взгляд парализует, Юсупов замирает в немом ужасе, не находя в себе сил позвать на помощь или убежать. Вдруг умирающий приподнимается, испускает дикий вопль и вскакивает. Его скрюченные судорогой пальцы хватают воздух, впиваются железной хваткой в плечо Юсупова и пытаются схватить его за горло. Хриплым голосом снова и снова шепчет Распутин имена тех, кто предал его; на губах выступает пена, взгляд вызывает ужас.
Через несколько минут он мертв. Труп переносят на лестничную площадку. На левом виске зияет глубокая рана, лицо изувечено и все в крови, в глазах застыла смерть.
Долго еще стоит князь Юсупов неподвижно рядом с трупом. Потом в нем вспыхивает бешеная ярость. Дрожа, в сильном возбуждении он хватает железную трость и как безумный начинает избивать мертвого Распутина.
Глава вторая
Годы учения и странствий
Гриша, младший сынок возницы Ефима Андреевича Распутина из Покровского, любил торчать в конюшне. Там он мог сидеть часами на маленькой низкой тумбе под лампой, смотреть широко раскрытыми светлыми детскими глазами на огромных животных и, сдерживая дыхание, прислушиваться к постукиванию копыт и похрапыванию лошадей. Гриша был шустрым, озорным, даже бесстрашным мальчиком, организатором всех озорных проказ крестьянских детей; но как только он в широченных и длинных полотняных штанах входил вслед за отцом или работником в конюшню, то сразу преображался: его детское личико приобретало вдруг выражение необыкновенной серьезности, взгляд становился напряженно-внимательным, фигурка приобретала мужскую осанку. Твердыми, размеренными шагами он шествовал вслед за взрослыми, исполненный такого чувства, как если бы он входил в святилище, где нужно вести себя тихо и серьезно, как в церкви.