Святой Грааль
Шрифт:
Лежа на камнях, Олег прислушивался к голосам шакалов, что кружили вокруг стоянки хазэров. Опытный охотник читает их так же легко, как и следы, и Олег, еще не подобравшись к лагерю, уже знал, что хазэров не больше сотни, а коней вдвое больше, у них три больших костра, шесть убитых оленей, а на вертелах жарится человеческое мясо — хазэры, в отличие от хазар, поедали не только врагов, но и своих павших.
Он сполз в долину, начал пробираться к большим кострам. Замер, услышав странные звуки. Кто-то мычал, словно рот был заткнут кляпом, там же мерно топали ноги, будто несколько человек угрюмо исполняли ритуальный танец. Олег прокрался
Четверо хазэров плотно утаптывали рыхлую землю вокруг вкопанного креста, вбивали под основание креста камни, щепки. По кресту текла темная кровь, ноги разбойника упирались в землю, иначе гвозди не удержали бы. Нарезав ремней хазэры изуродовали низ живота, вырвали срамные уды.
Олег неслышно снял лук, высыпал на землю стрелы. Поколебавшись, выложил один из швыряльных ножей, хотя лежа стрелять из лука трудновато, а бросать нож — еще хуже.
Первую стрелу он выпустил, тщательно прицелившись, а затем торопливо хватал за оперение, мгновенно оттягивая тетиву, стрелял, тут же хватал новую стрелу. Первый хазэр был поражен в горло, еще две стрелы ударили дикарей в головы, не давая вскрикнуть, но четвертый успел увидеть блеснувшее в темноте острие, отпрыгнул, в руке блеснула сабля.
Олег с силой бросил нож, хазэр упал сверху: из левой глазницы торчала рукоять. Олег подхватил, передернувшись от льющейся на него крови, бесшумно опустил на землю.
Из лагеря хазэров доносился все тот же обычный шум кочевого стойбища, когда половина не спит, точит мечи, насаживает наконечники стрел и копий, а стража больше следит за кострами и мясом на вертелах.
Он пробежался вокруг креста, собрал стрелы. Швыряльный нож вытер, сунул на прежние место, все время напряженно вслушиваясь в звуки, идущие от шумной стоянки хазэров. Осторожно приблизился, вздрагивая при каждом треске кузнечика. Подозрительного шума не было, тревоги никто не поднял, и Олег вздохнул с великим облегчением. В пламени дальних костров многие пьянствовали, пили одуряющую сому, жевали мухоморы, их лица дергались, перекашивались, застывали в страшных гримасах.
Он высматривал Карганлака, вдруг сзади кто-то толкнул, сердитый голос произнес на испорченном языке восточных хазар, нынешних хазэров:
— Чего бродишь в темноте? Неси хворост...
Олег круто развернулся, одновременно выдергивая нож. На него недоброжелательно смотрели два хазэра, третий был чуть позади — с натугой тащил сухой ствол дерева. Олег ударил одного ногой в низ живота, одновременно нож исчез из руки, появился торчащей рукоятью в горле второго. Олег прыгнул на третьего, тот в страхе выронил бревно, вытаращил глаза. Раздался страшный вопль, тут же оборвался на резком всхлипе.
Олег стремительно бросился в сторону, упал, перекатился через голову и застыл распластавшись на земле, прижав ухо к почве. В лагере закричали, громко загремели копыта... Кто-то пронесся через костер, расшвыривая горящие уголья. Спящие хазэры вскакивали с жуткими воплями — на них горела одежда, не шелохнулись лишь одурманенные сомой-мухомором.
Олег
Он отбежал еще, присел на корточки, всматриваясь и вслушиваясь, определяя, кто где и сколько их, куда скачут. Карганлак не показывался, хотя дважды Олег слышал его зычный рев. Он потихоньку начинал пробираться в ту сторону, однако голос вождя вскоре раздался с другой стороны, словно Карганлак чуял опасность, скрывался, пробовал увести в засаду...
Суматоха не прекращалась: трупы отыскали, теперь прочесывают всю долину! Олег начал потихоньку отступать к своей горе. Топот копыт или бегущих ног всякий раз предупреждал загодя, он падал на землю, сливался с кочками, сам изображал валун, одного набежавшего хазэра вынужденно оглушил кулаком по голове — дурень налетел чересчур стремительно, не дал уклониться.
Томас и Горвель не ложились, всматривались в далекие костры. В двух шагах сосредоточенно сопел чернобородый вожак разбойников: точил кривой меч, осторожно трогал толстым как копыто ногтем, снова любовно водил по лезвию шероховатым камнем.
— Велика отвага твоего друга, — заметил наконец Горвель. — Цивилизованный человек не рискнул бы так, но он язычник, как и дикие хазэры! Друг друга стоят.
— Он достаточно цивилизован и достаточно культурен, — отрезал Томас. — Он знает Священное Писание, хоть и не признает. Иной раз мне кажется, что он встречался со всеми великими пророками, настолько хорошо знает их речи и даже мысли!
— Тогда он продал душу Сатане, — сказал Горвель убежденно. — Ты уверен, что это вообще не Сатана? Или не один из его слуг? Не самых малых! Проделывает иной раз такое, что сомневаюсь: под силу ли человеку...
Томас призадумался, затем лицо его просияло:
— Он брал в руки Святой Грааль! А нечистый помыслами его не коснется. Кстати, сумеешь ли взять ты сам?
Горвель отвернулся, долго смотрел в темень. Наконец голос его прозвучал ровно, уверенно, словно он чуял могучие силы за спиной:
— Я отношусь с почтением к чаше с кровью Христа, не лапаю грязными пальцами. Когда вернусь в свой замок... старый или обрету новый, то священник отпустит мне все грехи, грешки и прегрешения. Тогда и возьму.
— Долго придется исповедоваться, — сказал Томас. — Состаришься!
Чачар, что спала под его плащом, беспокойно задвигалась, что-то прошептала. Томас отошел в сторону, чтобы не будить, радуясь возможности отодвинуться от презираемого Горвеля, мерзавца, который украл Святой Грааль у своего гостя, а потом еще пытался подло убить, сбрасывая тяжелые камни... Не сгорает от стыда, чудовище, разговаривает, как ни в чем не бывало! Мог бы держаться ближе к разбойникам, они ему ровня, так нет же — трется возле него, человека...
Внезапно снизу из темной долины донеслись крики. Ближайший к горе костер вспыхнул ярче, Томас разглядел крошечные фигурки мечущихся людей, как призраки пронеслись всадники. Загорелись ярче и другие костры. Внизу блестело оружие, яростные крики доносились громче.
— Они схватили его! — вскрикнул Горвель.
В голосе рыжебородого рыцаря слышалась откровенная досада, сожаление, и Томас ответил сердито:
— По крайней мере он успел поразить хоть кого-то! В отличие от нас, что умрут бесславно.