Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие
Шрифт:
Сирийское житие для объяснения того, каким образом отшельник Григорий узнал о назначении его на епископскую кафедру, вводит посредство ангела, о чем не говорит Григорий Нисский, сообщает о путешествии клириков в Назианз, о провозглашении имени нового епископа в храме, вводит несколько кратких молитв. В описании видения, в котором Григорию сообщены были тайны веры, сирийское житие в подробностях также имеет значительные отличия от жизнеописания Григория Нисского, именно: в нем являются Григорию начертанные на стене слова, Иоанн Богослов представлен юным и с книгою в руках. У Григория Нисского св. Григорий научается тайнам веры из беседы старца Иоанна и Девы Марии и, по окончании видения, сам заключает в письмена полученное божественное откровение [152] .
152
По мнению В. Рисселя (S. 236), сообщение о внезапно явившихся на стене буквах и о последовавшем уже затем явлении Девы Марии и апостола Иоанна у Григория Нисского соединено в одно повествование ради упрощения чудесного, с чем невозможно согласиться, так как естественнее признать расширение чудесного в сирийской повести. В. Риссель находит (S. 231) изображение апостола Иоанна в ночном видении у сирийца более простым и представление его с книгою в руках более характерным; но почему, — это не выясняется.
Если принять во внимание весь характер изложения относящихся фактов
б) Изгнание демонов из языческого храма и перемещение скалы. Григорий Нисский рассказывает, что св. Григорий, идя из пустыни в город, так как наступил вечер и пошел сильный дождь, зашел с своими спутниками в языческий храм. Храм был знаменит тем, что почитаемыми в нем демонами сообщались чрез жрецов предсказания. Григорий привел в ужас бесов призыванием имени Христова и, очистив знамением креста оскверненный жертвенным дымом воздух, провел ночь в молитвах и песнопениях. Утром он отправился далее; когда же жрец начал утром совершать обычное служение демонам, то явившиеся демоны сказали, что храм недоступен для них, потому что в нем был св. Григорий. Сколько потом не употреблял он очистительных омовений и жертв, все старания его были напрасны: демоны не повиновались его призыванию. Тогда жрец, пылая гневом и яростью, настиг св. Григория, грозил ему, что донесет на него начальникам, употребит против него силу, доведет до сведения царя об его дерзости, что он, будучи христианином и врагом богов, осмелился войти в храм. На дерзкую и грубую ярость жреца Григорий отвечал выражением уверенности в могуществе Поборающего ему, что он может прогонять демонов, откуда ни захочет, и поселять в такие места, в какие ему угодно, обещаясь представить доказательство этого. Жрец просил Григория показать свою власть над этими самыми демонами и опять поселить их в храме, Св. Григорий оторвал небольшой клочок из книги, написал на нем: „Григорий сатане: войди“, — отдал жрецу. Последний положил записку на жертвенник, совершил обычные жертвоприношения и увидел то же, что видел и прежде. После этого жрец убедился, что Григорий владеет некоею божественною силой, при помощи которой является сильнее демонов; он снова догнал его, когда он еще не дошел до города, просил открыть ему тайну о Боге, имеющем власть над демонскою природой. Когда св. Григорий в кратких словах изложил тайну благочестия, то жрец веру в явление Божества людям во плоти почел унижением понятия о Боге. Св. Григорий сказал ему, что вера в это таинство утверждается не словами только, но действительность его удостоверена чудесами. Жрец пожелал видеть от него еще чудо, чтобы придти к убеждению в вере; он требовал, чтобы какая-нибудь из больших, лежащих перед глазами скал, без помощи человеческой руки, одною силою веры, по приказанию Григория, двинулась и перешла на другое место. Св. Григорий тотчас приказал скале, как бы одушевленному существу, передвинуться на показанное жрецом место. После этого чуда, жрец уверовал [153] .
153
Migne PGr., t. 46, col. 913; русск. перев., ч. 8, стр. 149–152.
Сирийское житие об изгнании демона–прорицателя и обращении жреца рассказывает в другой связи. Св. Григорий пришел к какому-то городу и увидел вне его капище, вошел в него, провел в нем ночь бодрствующим. Демон, почитаемый в храме, устрашился молитвы Григория и ушел оттуда. Окончив ночное служение, св. Григорий пошел дальше своею дорогой. При наступлении дня пришел в капище жрец, обычно совершавший служение, много молился и плакал, но демон не являлся; от великой печали жрец разорвал свои одежды и снова молился, — демон явился и сказал: „отныне ты не можешь больше желать, чтобы я являлся сюда; Григорий, ученик Христа, вошел сюда, помолился здесь и изгнал меня, и таким образом я не могу более приходить сюда“. Жрец сказал ему: „значит, если бы Григорий приказал тебе, то ты вошел бы сюда“. Демон ответил: „если он прикажет мне, я войду сюда“. Тогда жрец побежал к Григорию в горы и сказал ему, что если он прикажет демону возвратиться на свое место, и тот исполнит это, то он сделается учеником его Бога, Которого он проповедует. Св. Григорий написал на дощечке: „Григорий, ученик Христа, идолу: войди на свое место“. Жрец положил дощечку в капище на землю. Демон тотчас же явился. Жрец сказал ему: „теперь, когда ты получил приказание на это, ты возвратился на свое место?!“Он сказал ему: ,Да“. Тогда жрец ответил: „так, значит, Григорий сильнее тебя, так что ты подчиняешься его приказанию?!“Демон сказал ему: „нам невозможно противостоять силе Креста, потому что ему подчинены легионы ангелов и людей и демонов“. Тогда жрец ответил: „итак, если ученик настолько сильнее тебя, то насколько более его учитель! Поэтому мой долг уйти, чтобы служить тому, кто более тебя“. Тотчас он покинул его, пошел к Григорию и сделался учеником его [154] . О перемещении скалы сирийское житие не говорит ни в этой связи, ни в другом месте.
154
Русск. пер. § 5, стр. 5–6.
Оба повествования, хотя и раздельно, находятся у Руфина. Первое повествование у него передается так. Путешествуя зимою через горы, Григорий дошел до самого верхнего хребта. Все было покрыто снегом; нигде не было никакого пристанища, кроме капища Аполлона. Григорий вошел в него, провел ночь и ушел. При капище был жрец, который имел обыкновение вопрошать изображение Аполлона и давать ответы требующим, чем снискивал себе пропитание. После ухода Григория жрец по обыкновению пришел предложить вопросы и просить предсказаний, но не получил никакого ответа. Он повторяет жертвы, но молчание продолжается. Жрец недоумевал. Ночью явился ему во сне демон и сказал ему: „зачем ты призываешь меня, когда я уже не могу придти?“Ha вопрос жреца о причине этого, демон сказал, что он изгнан пребыванием Григория. Когда он допрашивал о средствах против этого, демон сказал, что теперь ему можно войти в то место не иначе, как с разрешения Григория. Услышавши это, жрец отправился к Григорию, изложил ему суть дела, напомнил о своем гостеприимстве и, оплакивая отнятую у него возможность стяжания, настоятельно просил возвратить все в прежнее состояние. Св. Григорий немедленно написал письмо в таких словах: „Григорий Аполлону: позволяю тебе возвратиться в свое место и делать то, что ты привык (делать)“. Жрец положил это письмо возле изображения. Тотчас явился демон и дал ответы на его просьбу. Тогда жрец стал так размышлять с самим собою: „если Григорий приказал, и бог этот ушел и не мог возвратиться иначе, как только получивши приказание, и снова по приказанию Григория восстановлен, то не гораздо ли лучше его Григорий, приказаниям которого он повинуется“. Поэтому, заперев двери капища, он ушел к Григорию и просил его ознакомить с тем Богом, силою Которого он повелевает богам язычников. Он был оглашен, крещен и настолько преуспел в жизни и вере, что был преемником Григория в епископстве [155] .
155
В Eusebius Werke, bearb. v. Ed. Schwartz u. Th. Mommsen, p. 964–955.
О
156
Там же, р. 954.
В основе повествования об изгнании демонов из языческого храма во всех трех житиях лежит один факт, и первоначальное впечатление от чтения его получается такое, что все они говорят весьма согласно. Между тем, если обратиться к подробностям, то в них окажутся такие различия, которые исключают возможность пользования одним письменным источником. Прежде всего, различно определяется положение храма: у Григория Нисского и в сирийском житии — за городом, у Руфина — вдали от города на вершине горы. Вступление в храм Григорий Нисский мотивирует дождем, Руфин говорит, что все было покрыто снегом, и не было другого убежища, а сирийское житие не указывает никаких оснований. По Григорию Нисскому в храме обитало много демонов, по сирийскому житию — один демон, у Руфина — Аполлон. Далее, по Григорию Нисскому демоны являются стражу утром и объясняют, что они не могут войти, какие бы средства он ни применял; в сирийском житии демон является после напрасных усилий жреца и заявляет, что Григорий препятствует ему возвратиться в храм; у Руфина Аполлон является жрецу ночью во сне.
По всем трем повествованиям, Григорий, чтобы исполнить желание языческого жреца, направил письмо — по сирийскому житию к демону храма, по Руфину — к Аполлону и по Григорию Нисскому — к сатане [157] .
Нет согласия между тремя авторами даже и в тексте письма св. Григория, где, по–видимому, должно быть точное совпадение, если бы они почерпали известие об этом из одного и того же письменного источника. Разногласят все три автора и относительно того, на чем написано было письмо св. Григория: у Григория Нисского — небольшой клочок из книги, в сирийском житии — дощечка, у Руфина — письмо. Обращение жреца также описывается различно. При этом необходимо обратить внимание на то, что у Григория Нисского для убеждения жреца в превосходящей силе Бога, которому служит св. Григорий, потребовалось еще новое чудо: по повелению последнего передвигается скала, указанная жрецом. В сирийском житии этого повествования нет, и это одно в состоянии разрушить теорию В. Рисселя, что Григорий соблазнялся чудесным элементом некоторых повествований и стремился отдельные чудеса сделать более естественными и приемлемыми для разума (S. 233). Но это чудо является наиболее поразительным из всех чудес св. Григория: „самое невероятное и великое чудо“, как говорит сам Григорий Нисский, и совершается оно, по сообщению Григория Нисского, не ради тех разумных оснований, какие указаны у Руфина: Руфин основание для него указывает в крайней нужде жителей деревни, а по Григорию Нисскому оно совершается просто для убеждения жреца и по желанию последнего. Наконец, нельзя, вместе с В. Рисселем, признать это повествование не входящим в первоначальный состав повествований о св. Григории на том основании, что его нет в сирийском житии; но оно не могло быть измышлением Григория Нисского, так как оно, хотя и в другой связи, сообщается и у Руфина, который писал независимо от Григория Нисского, как это в данном случае ясно из самой передачи факта. Не должно ли было оно принадлежать общему источнику, если бы основательна была теория В. Рисселя?
157
Первоначальное, по мнению В. Рисселя, здесь находится, очевидно, у сирийца, который нечистого духа, обитающего в храме и дающего ответы на вопросы жреца, называет просто демоном; Руфин этого бога–оракула называет именем Аполлона, почему и письмо адресовано ему; Григорий Нисский, который, равным образом, изображает храм, как место оракулов, говорит уже о многих демонах, почему и письмо он направляет к высшему из демонов, т. e. по новозаветному словоупотреблению (Мф. XII, 24 сл.) — к сатане. Но в этом доказательстве нет убедительности.
Если мы посмотрим на повествование Григория Нисского и сирийского жития с точки зрения вопроса о первоначальности, то в этом отношении важное значение имеет рассказ Григория Нисского о поведении жреца, когда он узнал, почему демоны не идут в храм. „Жрец, пылая гневом и яростию, настигает великого мужа, грозя ему всеми страшными угрозами, что он и донесет на него начальникам, и употребит против него силу, и доведет до сведения царя о его дерзости, что он, будучи христианином и врагом богов, осмелился войти в храм, что от входа его сила, действующая в святилище, удалилась и обычных пророческих вещаний демонов в этих местах более уже не бывает“. Такой ход повествования, во–первых, соответствует историческому положению христиан времени св. Григория, во–вторых, и психологически понятен со стороны жреца, который смотрел на св. Григория и его Бога с своей языческой точки зрения. Ни в сирийском житии, ни у Руфина на это нет никаких указаний. Этой черты повествования Григория Нисского нельзя отнести к его измышлению, так как во время написания похвального слова обстоятельства радикально изменились. Если же об этом было сказано в общем источнике, то почему ни сирийская повесть, ни Руфин не упомянули об этом?
b) Осушение озера для примирения братьев. Григорий Нисский сообщает, что авторитет св. Григория был так велик, что в спорных житейских делах никакого другого судилища не знали выше его, но всякий спор и все неудоборазрешимые и запутанные дела разрешались его советами. Для примера он рассказывает об одном суде его, так как, по пословице, вся ткань узнается нами по образчику. Два брата, юные по возрасту, разделив между собою отцовское наследство, не могли придти к соглашению насчет озера: каждый старался овладеть им и не допускал другого к совместному пользованию. Судьею является св. Григорий. Он старался склонить юношей к примирению и убеждал кончить дело дружелюбно и пользу мира предпочесть выгоде от дохода. Но увещания оказались недействительными: юноши горячились и, возбуждаемые надеждою прибыли, более и более воспламенялись гневом; с обеих сторон готовилось войско из подвластных им; множество рук под влиянием гнева и юности, жаждало крови, — назначено было время битвы. Но накануне этого дня св. Григорий всю ночь провел в молитве на берегу озера и молитвою иссушил всю воду, к утру сделал озеро землею сухою и безводною, так что и в углублениях его нисколько не оставалось воды. После этого он удалился; препирательство между юношами прекратилось: с уничтожением предмета, из-за которого готовилась ссора, мир заступил место гнева. И теперь, — говорит Григорий Нисский, — можно видеть явные следы этого божественного решения, ибо вокруг бывшего озера еще и до ныне сохраняются некоторые следы разлива воды, но что–тогда было погружено в воде и находилось в самой глубине, все это теперь обратилось в лес, жилище, луга и пашни [158] .
158
Migne. PGr, t. 46, col. 925 sq.; русск. перев., ч. 8, стр. 159–164.