Святой Илья из Мурома
Шрифт:
Огляделся он в сыром и длинном коридоре погреба, потрогал стены плотного песчаника, плечом попробовал — крепки, не прокопаться, не проломиться.
В одной стене — небольшое оконце. Стена из камней сложена: громадные камни, раствором в единый монолит слепленные, — не ворохнуть. Выглянул Илья в оконце — двор чёрный, где дрова и всякие ломаные телеги стояли, лодки рассохшиеся... и усмехнулся — вот, мол, я в терем мостился, а на помойку, как ветошка негодная, попал. Глянул под ноги — в углу белели кости и череп человеческий.
«Ну вот, видно, и мне здесь дни прикончить», —
Илья отыскал в стене выкопанную кем-то нишу, стряхнув оттуда солому и чьи-то кости, втиснулся, подогнув ноги, на холодную сырую лежанку — как в могилу лёг. И поблагодарил того, кто эту нишу перед смертью, видать, руками в стене выскреб — крысы под ногами шастали, своими ходами-лазами пробираясь сюда с хозяйственного двора.
В холодном сыром полумраке, глядя перед собою раскрытыми глазами, припомнил Илья и Карачаров, и детишек, и Марьюшку, и отца с матерью... И всё то житьё, которым он жил совсем недавно. И показалось ему, что даже тогда, обездвиженный, он был счастливее, чем сейчас. Потому что только за последнюю неделю он понаворочал горы трупов! А вот теперь и Солового зарезал...
— Когда сиднем сидел — греха-то не ведал, — сказал Илья. — А теперь по грехам и мука.
Он почувствовал, как слёзы потекли у него по щекам. Нелегко ведь безнадёжно, заживо, в могиле лежать. Одно спасение — молитва. И, осенив себя крестным знамением, богатырь зашептал:
— Господи, Спаситель мой! Спаси, укрепи и помилуй, ибо несть у раба Твоего иного заступника, кроме Тебя... Ты мой щит и крепость, на Тя уповаю в печали моей...
И потянулись дни и ночи, мало отличимые друг от друга.
Никто не шёл к погребу, и голоса людские сюда не доносились. Только крысы визжали, чуя человека, но, не в силах достать его, клубками катались по соломе.
А Киев кипел. Решение Владимира создать единую для его нового государства веру привело к последствиям страшным.
Религиозные распри в Киеве усилились. Варяги и славяне, благополучно забывавшие своих богов, чтившие их скорее по обычаю, нежели по вере, теперь пустились в споры, чей бог выше!
Киев не объединился вокруг вновь созданного пантеона, где стояли деревянные и каменные истуканы. Только они одни оставались в молчании и согласии! Люди же — спорили и дрались! Дрались и вокруг капища, вновь отстроенного, прямо у ног идолов. Дрались и на улицах, и в домах.
А
В тот день ничто не предвещало крови. Рано утром, обрядившись в лучшие одежды по случаю своза последнего снопа в амбар с поля, славяне устроили большое радение, с веселием. Сноп везли на огромной телеге, запряжённой шестёркой белых волов с позлащёнными рогами. Сам князь вёл первую запряжку, а сноп украшен и разодет, как человек.
Сноп привезли к тому месту, где на холме устроено капище.
Вершина холма срезана плоско. В ней вырыто многосаженное углубление. Вымощена камнем круглая солнцеподобная площадка, в центре устроено возвышение из камня, а вокруг тянулась каменная скамья. На алтаре разводили жертвенный костёр и на нём приносили жертвы.
С возжигания костра начинался новый год, приходившийся на 1 сентября.
Для костра добывали живой огонь. Приготовлены были сухие брёвна и построено специальное сооружение. В сухое бревно, положенное наземь, входило другое бревно, стоящее вертикально, сверху прижатое ещё одним бревном. Получалась не то квадратная рама, не то пряжка со шпеньком посредине. Это вертикальное бревно обмотано толстой верёвкой. Концы верёвки взяли в руки несколько десятков мужчин. И по команде под мерное пение стали тянуть то в одну, то в другую сторону. Бревно заскрипело и стало вращаться.
Быстрее, быстрее двигались мужчины, быстрее, быстрее вращалось бревно. Волхвы, в особых одеждах с начертанными знаками-оберегами, расчесав седые бороды, внимательно следили, где появится дым — под верхней перекладиной или под нижней. День был сырой, и дерево долго не начинало тлеть.
— Боги гневаются на нас! — говорили волхвы, оглядываясь с опаской на стоящих вокруг капища страшных резных истуканов.
Огромная толпа, окружавшая холм, раскачивалась вместе с добытчиками огня, подпевая и вскрикивая в такт движению.
— Боги гневаются на нас! Зима будет холодной, а следующее лето — дождливым! Жито озимое вымерзнет, а летнее — вымокнет!
— Помилуй нас, пресветлый Ярило! Перун, защити нас грозной секирой своею! — кричали то одни, то другие. Но пуще всех вопили третьи:
— Добрый Велес, помоги нам!
Наконец из-под вращающегося бревна стал виться дымок. Волхвы кинулись к нему, подкладывая сухой мох и трут, раздувая слабое пламя.
— Плохая примета! — говорили волхвы. — Хороший знак, когда пламя рождается вверху или сразу вверху и внизу. Если только внизу — боги могут простить нас. Они добры — но мы виновны!