Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь
Шрифт:
А Чернозуб всегда был верным последователем святого, хотя далеко не самым достойным членом ордена, которым управляли такие аббаты, как Джарад и Олшуэн. Он отказался от мира, так же как от него отказались аббаты и братия, но теперь он пребывает в средоточии мирских событий, и отрешение от мира кажется бессмысленным. Большую часть ночи он лежал без сна, вспоминая свою преданность Лейбовицу и Святой Деве. Когда он наконец провалился в краткий сон, ему приснилась Эдрия, и он проснулся с эрекцией, борясь с желанием заняться мастурбацией – уже рассвело и по коридору ходили люди.
Без большого желания он отправился
– Прости, Нимми, но ты мне понадобишься. И Кузнечикам тоже.
Присутствовали всего четыре члена Священной Коллегии: Сорели Науйотт, Чунтар Хадала, Элия Коричневый Пони и новый кардинал, некий вождь Хоукен Иррикава, о котором говорили, что он король лесного народа, обитающего на северо-востоке, и у кого на красной кардинальской шапке красовалось перо. Он утверждал, что превосходит по званию всех князей Церкви, кроме папы. Кроме четырех кардиналов присутствовали несколько военных разных национальностей, представлявших народы и к востоку от Грейт-Ривер и к западу от континентальной разделительной линии; они прибыли в город совместно со своими избранными кардиналами. Состоялась перекличка, пересчет по головам и всеобщее взаимное представление. Мэр Дион явно не избавился от раздражения по поводу прошения Нимми за Эдрию и при первой встрече сделал вид, что не замечает его и Вушина.
Коричневый Пони повернулся к Элтуру Браму, подмигнул и сказал:
– Не будете ли вы столь любезны дать командирам отчет о всех битвах, которые состоялись между Кузнечиками и Тексарком после смерти вашего брата?
Вождь смущенно усмехнулся и начал рассказывать. Через полминуты Дион поднял руку.
– Что он говорит?
– Большую часть я понимаю, – сказал кардинал, – но я достаточно прилично владею только языком Зайцев и свободно – наречием Диких Собак. Язык Кузнечиков – родной для брата Чернозуба.
Дион посмотрел на Нимми и кивнул.
– А Вушин, который командует желтой гвардией, владеет очень эффективными приемами боя без оружия.
Мэр уступил, но как бы подчеркивая свое неучастие в происходящем, отправил Улада и других своих офицеров на скамейку за дверью. Чернозуб переводил рассказ Дьявольского Света о недавних стычках между его воинами и тексаркской кавалерией, эти военные действия, в которых было мало раненых и еще меньше убитых, носили вялый характер. Ибо согласно приказам Святого Сумасшедшего силы Кузнечиков не имели права совершать дальние рейды на защищаемые сельские угодья. Брам не без иронии заметил, что незащищенные угодья к северу от Реки страданий не подвергались набегам, ибо торговля между фермерами и Кочевниками ведется уже много лет.
У большинства принципалов были свои переводчики, которые переводили разнообразные диалекты на церковный, и поэтому совещание шло медленно. В центре внимания постоянно находилась карта части континента между Скалистыми горами и Аппалачами. Чтение карты было проблемой для всех Кочевников, кроме Святого Сумасшедшего, но отец Омброз старался помочь им, разъясняя разницу между Землей и ее изображением на бумаге.
Нимми поймал себя на том, что стал ушами и голосом вождя Кузнечиков, и вскоре позволил себе упрекнуть даже Коричневого Пони и Диона в том, что они, не дожидаясь перевода, переговариваются между собой на церковном или на долинном диалекте ол'заркского. Даже Онму Кун
Нимми не мог не восхищаться главой Кузнечиков. Правда, его реакция была сродни восхищению, которое человек испытывает перед медведем гризли или ягуаром, но ведь не исключено, что он может быть дальним родственником Дьявольского Света. Вождь не был ни груб, ни надменен по отношению к монаху, хотя знал, что предки Чернозуба сбежали из орды, чтобы возделывать земли, принадлежащие архиепископу Денвера.
На минуту отвлекшись, Чернозуб заметил, что Святой Сумасшедший, подняв голову, смотрит на одно из окон под крышей.
Монах проследил за его взглядом. Это было то окно на хорах, через которое в здание на последний конклав доставили Амена Спеклберда. Окно было открыто. А в нем подавали знаки полицейский и юный вождь Оксшо, отсутствие которого вызвало подозрение по крайней мере у Чернозуба. Владыка орд поднялся.
– Милорд кардинал, ваша светлость, примите мои извинения, но я должен выяснить, что им надо, – он показал наверх. Коричневый Пони посмотрел в сторону окна, кивнул и сказал:
– Во время вашего отсутствия мы займемся вопросами, которые не имеют отношения к вашим владениям. Если там что-то неладно, пожалуйста, дайте нам знать.
Чиир Хонган (Чернозуб пытался припомнить, как звучит почтительное обращение к нему во время разговора, но то и дело забывал его) вернулся через четверть часа. В это время речь большей частью шла о поставках военного снаряжения с западного побережья. Лицо владыки было мрачным как грозовая туча.
– Тексаркский шпион подслушивал каждое сказанное здесь слово, – проворчал он, глядя на Коричневого Пони.
– Вы его поймали там, наверху?
– Да. Там был наш вождь Оксшо.
– Вы уверены, что шпион из Тексарка?
– Конечно. Я его знаю. Как и ваша светлость, – Чиир Хонган сделал паузу, продолжая пристально глядеть на Коричневого Пони. – Он является – или являлся – мужем Потеар Веток. Он ваш тексаркский специалист по тактике кавалерии. Помните, вы прислали его к нам? Я всегда его подозревал.
Сидевший поодаль отец Омброз уронил голову на руки.
– Эссит Лойте! – простонал он. Коричневый Пони смертельно побледнел.
– Он арестован?
– О да, милорд. Оксшо скрутил его и взнуздал.
Нимми вздрогнул. Он знал, что такое «взнуздал» в устах Святого Сумасшедшего. В щеках пленника протыкали дырки и сквозь них продевали веревку или уздечку.
– Доставить ли его вам сюда для допроса? Я разрежу узду, так что он сможет ворочать языком.
– Нет, посадите его в местную тюрьму. И когда я уеду отсюда, он отправится со мной, живой или мертвый.
Поднявшись на ноги, Коричневый Пони повернулся лицом к разгневанному вождю Кочевников.
– Я сделал ошибку, доверившись ему, – сказал он. – Вы правы, требуя передать его в ваши руки. Но, владыка Хонган Осле Чиир, как ваш апостольский викарий, я во имя Господа запрещаю вам убивать его.