Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой: история одной вражды
Шрифт:
Надежда Киценко в своей книге точно указывает на тот факт, что отец Иоанн в дневнике 1867 года «предвосхитил “Крейцерову сонату” Толстого, обвинив музыку, которая возбуждает мирские мысли и страсти, вместо того чтобы умиротворять, очищать и укреплять душу в благодати Божией». Она же обращает внимание на неожиданные параллели между высказываниями отца Иоанна о семье с произведениями Толстого «Семейное счастье» и «Анна Каренина» и совершенно справедливо замечает: «Некоторые выдержки из дневника отца Иоанна словно взяты со страниц “Что такое искусство?” и “Крейцеровой сонаты”; взгляды позднего Толстого
И даже социальный комплекс отца Иоанна имел своим зеркальным отражением социальный комплекс Толстого. Все язвительные стрелы священника в сторону «графа» летели хотя и в цель, но самым безжалостным и бессмысленным образом, потому что этот вопрос не в меньшей степени терзал и Льва Николаевича. Сам того не понимая, Кронштадтский добивал и без того раненного этой проблемой человека. «Именующие себя писателями, учеными, передовыми людьми, даже некоторые из бояр во главе с боярином Львом Толстым, праведно отлученным от Церкви, – по слову Апостола – анафема да будет». Вот уж в чем нельзя было упрекнуть Толстого, так это в том, что он во главе «бояр»!
«Новый Юлиан», «новый Арий», «Лев рыкающий», «распинатель Христа», «богоотступник», «барская спесь», «злонамеренный лжец», «дьявольская злоба», «кумир гнилой», «змий лукавый», «льстивая лиса», «смеется над званием православного крестьянина, в насмешку копируя его». Просто – «свинья»…
Непостижимо, но все эти слова произнесены и даже напечатаны священником, который на протяжении всей жизни, по сути, не осудил ни одного человека, который отказался в суде свидетельствовать против своего прямого гонителя. Как это могло случиться? Что это было? Какое-то умопомрачение? Безумие?
Ценой их спора была ЦЕРКОВЬ. И это была такая «цена вопроса», когда Кронштадтский понимал: или он, или Толстой! Если возможен Толстой, то невозможен Кронштадтский. Если прав Кронштадтский (всей своей жизнью, отданной Церкви), Толстой – невозможен. Бог не должен терпеть его на земле. А если Бог терпит его на земле, значит, что-то нарушилось в общении неба и земли. Обратим внимание, как часто в «проповеди» Кронштадтского против Толстого вдруг врываются слова молитвы, обращенной то к святым угодникам, то к самому Христу с отчаянной просьбой, чтобы с неба прозвучал какой-то ответ Толстому:
«Святителю отче Николае, приди от высоты небесной и явлением твоим страшным обличи сего безумца, дерзающего не в сердце только своем, а явно и громко проповедовать, якобы Христос не есть Бог. Приди к нам с высоты небесной и обличи нынешних отступников – нас они слушать не хотят, да и самого Евангелия и Церкви Христовой, – они поставили сами себя выше самого Христа и Церкви».
Невозможно представить, но это опубликовано в 1902 году, когда Толстой смертельно болен, и за его состоянием, затаив дыхание, следит вся образованная Россия. Когда митрополит Антоний (Вадковский) пишет исполненное смирения письмо к Софье Андреевне в надежде, что она, земная женщина, сможет уговорить мужа примириться с Церковью.
Но для Иоанна Кронштадтского было невозможно никакое примирение Церкви с Толстым, как и Толстого с Церковью.
Спустя три года он снова обращается к небесам: «О, Христе Боже, доколе Лев
А это было напечатано, когда уже сам отец Иоанн смертельно заболел (по некоторым свидетельствам – после тяжких увечий, нанесенных ему неизвестными фанатиками, заманившими его на квартиру в Петербурге и отбившими ему внутренние органы, порезавшими ему ножом область паха). Он не мог служить в церкви, таял на глазах. И с ним случилось то же чудо, что и с Толстым в 1901–1902 годах, – он выздоровел. Но не оправился до самой смерти…
В противостоянии Иоанна Кронштадтского и Толстого не было спора. Это была не богословская полемика, но вынесение вопроса на суд Божий. Вряд ли отца Иоанна устраивала и тональность «Определения», опубликованного Синодом.
В этом плане очень важным документом является дневник духовной дочери Иоанна Кронштадтского Екатерины Духониной. Он доказывает, что у отца Иоанна не было ни малейших сомнений в том, что Лев Толстой никогда не раскается и не вернется в лоно Церкви. Об этом он постоянно говорил в беседах с наиболее духовно близкими людьми: «… какая страшная ересь – толстовщина, сколько она уже принесла непоправимого вреда, и что всего грустнее – он сам так обольщен поклонением своих почитателей, что да, нет надежды на то, чтобы он когда-нибудь образумился и покаялся; Господь его не простит и не миновать ему вечных мук»; «… должно считать Толстого еретиком, за которого и молиться не следует, так как он всё равно никогда не образумится, и можно думать, что его постигнет страшная и лютая кончина, какой никогда еще никто не видал»; «… лучше не иметь никаких сношений с людьми, открыто заявляющими себя толстовцами»; «… заблуждения его таковы, что его можно сравнить с Иудой»; «… Толстому мало плюнуть в глаза»; «… в тяжелые времена мы живем! и всё это зло наделал Толстой!»
Наиболее громким публичным выступлением Кронштадтского против Толстого стал его «Ответ пастыря Церкви Льву Толстому на его “Обращение к духовенству”», опубликованный в № 12 «Миссионерского обозрения» за 1903 год, затем изданный отдельной брошюрой и многократно переиздававшийся, в том числе и в наше время. Именно эта специально написанная священником статья (а не проповедь) вызвала наиболее бурную реакцию в прессе и обществе. В архиве Иоанна Кронштадтского в Санкт-Петербурге хранятся сотни писем, которые он получал в связи с этой статьей.
И в них, как и в случае отлучения Толстого, Россия раскололась надвое. Одни проклинали отца Иоанна, даже смеялись над ним, называя его «пигмеем», который борется с «колоссом», другие проклинали Толстого и благодарили кронштадтского пастыря. «Если представители “низов общества” в целом едины – они просят помолиться, спасти русский народ (матери – своих детей) от пагубных последствий увлечения сочинениями или учением Л.Н.Толстого, – то просвещенные адресаты, в том числе из духовного сословия, занимают другую позицию», – пишет Филипп Ильяшенко.