Святые в истории. Жития святых в новом формате. IV–VII века

Клюкина Ольга Петровна

Многие из епископов, приглашенных на собор, претерпели гонения, пытки и носили на себе следы увечий. Епископ Пафнутий Фиваидский лишился правого глаза и хромал; Павел Неокесарийский не владел руками, пройдя испытание раскаленным железом; на других тоже были шрамы, следы ожогов…

Это были настоящие седовласые воины за веру Христову, впервые собравшиеся вместе в роскошных императорских палатах.

В зале полукругом стояли скамьи для епископов, в центре на столе лежала книга Священного Писания как свидетельство истины, с которым должно было согласоваться решение

собора.

Накануне императору Константину передали жалобы ариан на епископов, но, как говорят свидетели, он разорвал все бумаги, даже не прочитав их, и сказал, что личные распри должны быть забыты и все вопросы будет решать собор.

Первый Вселенский собор продолжался два с половиной месяца и закончился победой сторонников «единосущия». Был составлен Символ веры, под которым подписались почти все, даже семнадцать арианских епископов.

Говорят, император Константин считал собор в Никее главным делом своей жизни. Наверное, он думал, что примирил враждующих епископов перед лицом Бога, не догадываясь о том, что и после этого собора противоборство никейцев с арианами будет продолжаться еще не одно столетие…

Во время собора император сидел среди епископов на некотором возвышении, на позолоченном кресле, как бы закрепляя за собой сан первосвященника и символизируя в своем лице две власти империи – светскую и духовную.

Так между государством и Церковью зарождался союз, который по сложности оттенков и полутонов в истории не случайно получил название «симфония властей».

Церковь с надеждой и верой приняла объятья христианской империи и, как пишет историк А. В. Карташев, ее тонкому организму приходилось часто «похрустывать» в этих объятиях.

Евсевий Кесарийский, написавший самые что ни на есть восторженные панегирики Константину Великому, отмечает в своих сочинениях его излишнюю доверчивость к людям. Константин действовал и мыслил масштабно, его планы были грандиозны, и ему было просто недосуг вникать в нюансы человеческих отношений, психологию подданных.

«Человеколюбие и добролюбие, искренность веры и прямодушие располагали василевса доверять людям, бывшим, по-видимому, христианами и под маской притворства старавшимся снискать истинное его расположение. Доверяя же им, иногда совершал он недолжное», – пишет Евсевий Кесарийский, намекая на то, что императора нередко обманывали и епископы, и самые близкие люди.

После того как император Константин отметил свой пятидесятилетний юбилей и прошли торжества виценналий – двадцатилетия царствования на троне, началось крушение его личной жизни.

Семейные отношения – самая темная и, возможно, самая «неблагословенная» часть биографии императора Константина.

С Фаустой у них было шестеро детей – три сына и три дочери, но императрица всегда очень ревниво относилась к старшему сыну Константина, Криспу, которого воспитала Елена.

Крисп рано стал постоянным помощником отца в сражениях и во многом был похож на Константина, считался его преемником.

Говорили, что Фауста сумела убедить Константина, будто бы Крисп готовит против него заговор. Ходили слухи, что императрицу

видели в объятиях пасынка и что она нарочно это подстроила, – теперь уже никто не разберется в древних дворцовых интригах.

Константин, уязвленный доносом, отправил старшего сына в изгнание, на время отстранив его от всех дел, чтобы решить его участь. Следом в ссылку пришел императорский указ о казни Криспа, который был приведен в исполнение. На поверку указ оказался подделкой – видимо, эта фальшивка с царской короной и печатью Константина тоже была делом рук испугавшейся разоблачения Фаусты.

А вскоре империю облетело известие о смерти самой императрицы Фаусты. Ее нашли утонувшей в бассейне с горячей водой. По этому поводу было много разных версий, в том числе основанных на горячем нраве императора Константина и его угрызениях совести по поводу гибели Криспа.

Отпраздновав тридцатилетие правления, император Константин собрался поехать в Палестину, чтобы принять крещение в водах Иордана, но этому не суждено было случиться.

После Пасхи 337 года он почувствовал недомогание и по совету врачей поехал лечиться к теплым водам. Но облегчения не наступило. Поняв, что приходят его последние дни, император Константин велел перевезти себя в предместье Никомедии.

Здесь епископы совершили над ним крещение. Больше император уже не переодевался в царские облачения и умер в белых одеждах, которые в древности всю первую неделю после крещения носили неофиты.

Скончался император Константин в праздник Пятидесятницы, День Схождения Святого Духа на апостолов.

Даже после его смерти римляне верили, что Константин Великий помогает им одерживать победы в сражениях.

Примерно через семнадцать лет после кончины императора его сын Констанций воевал с персами и попал в окружение. Персидский царь Шапур взял в осаду римскую крепость Антиохию Мингидонскую, при штурме которой погибло почти 10 тысяч персов, и Шапур поклялся отомстить римлянам. Вскоре начался дождь с грозой.

Взглянув на небо, Шапур вдруг увидел на крепостной стене блистающего ангела, а рядом с ним – Константина Великого в полном военном облачении. И тогда царь Шапур принял решение отступить, сжег осадные орудия и со всей своей армией удалился от крепости.

В эту легенду, рассказанную историком Феофаном Византийцем, верили его современники («Летопись от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофила»).

Побед Константина Великого хватило бы, чтобы навеки вписать его имя в историю Рима. Но у него было еще одно грандиозное детище – Константинополь.

Построенный им город станет столицей Византийской империи, на тысячу лет пережившей Римскую империю.

Император Константин долго подбирал место для нового Рима, он рассматривал и Треверы, и Наис, где он родился, и Фессалоники – из-за близости моря и торговых путей, и даже начал строительство на развалинах древней Трои, разметил там новые улицы.

Но неожиданно его выбор пал на мало кому известную римскую крепость Византий на берегах Босфора. Говорили, будто император снова увидел вещий сон…