Связанные хвостом к хвосту короли
Шрифт:
Вторая Матушка сказала: "Это так. У Одноглазого есть свобода, полная свобода передвижения, а у нас нет; он может добраться до узлов, а мы не можем. Давай, Одноглазый. Действуй. А пока ты будешь освобождать нас, мы станем слушать, а когда мы окажемся на свободе, нам уже больше не придется дожидаться Смотрителя и
И они кричали ему, чтобы он их отвязал и освободил их, и замечательные вещи станут принадлежать ему вместе с ними. "А если нет, - визжали они, мы тебя убьем!"
Они оттолкнули его и велели начинать. Сильно пахло дымом.
Вскоре он сказал: "Я ничего не могу поделать. Узлы слишком тугие".
– Мы убьем тебя!
– завопили они.
– Это не так! Мы решили, что это не так!
– Он пытался снова и снова, но не смог ничего сделать.
– Слушайте, Матушки и Батюшки, - сказала нежноголосая.
– Времени нет. Никто не идет. Раса бросила нас. Наверное, им угрожает опасность; чем рисковать, они скорей оставят нас погибать, а потом заново сделают отбор и заведут новых Матушек и Батюшек.
Тишина. Они напряженно вслушивались, принюхиваясь к удушливому воздуху.
Затем все остальные в ужасе подпрыгнули с пронзительным криком, снова упали, перекувыркиваясь друг через друга. Раздался голос Матушки, мягкий, теплый, полнозвучный, нежный: "Остается лишь одно. Если узлы не развязываются, их нужно разрезать. Одноглазый! Зубы. Скорей! Давай!"
Все остальные съежились и, тяжело дыша, припали к земле. Одноглазый вонзил зубы в живой узел, и тут же Батюшка завизжал, выпрыгнул вперед и закричал: "Стой!"
– Это боль!
– захныкал он.
– Я не чувствовал боли прежде, я не могу ее вынести. Смотритель придет, другие спасут
И никто не стал слушать Матушку.
– Матушка, мне страшно, - сказал Одноглазый.
– Дым все гуще.
– Так иди, спасайся, - сказала она.
– Я не уйду без тебя.
– Я? Я - часть целого. Иди. Спасайся.
Но он все же не пошел, а снова подполз к ней. Наконец они подошли к концу прохода. Им не удалось сосчитать всех погибших. Матушка уцепилась за него передними лапами. Задние ее лапы волочились. Она ослабела, потому что сделавшая ее свободной рана оставляла позади след из густой красной крови.
– Это мы снаружи?
– спросила она.
– Думаю, да. Да, должно быть. Смотри! Наверху - златосияние! Остального я не знаю, - ответил Одноглазый.
– Значит, это - златосияние. Я слышала... Да, и про остальное тоже слышала. Вон там - дома рабов, а вот поля, которые возделывают рабы, с которых они получают еду, которую они запасают для нас. Давай помоги мне, ведь мне приходится медленно идти, и мы отыщем себе место. Мы станем спариваться, ведь теперь мы - Раса.
– Голос у нее был сама нежность.
– И нет нам скончания.
Он сказал: "Да, Матушка. Нет нам скончания".
Единственным своим глазом он окинул Снаружи, Верхний Мир рабов, которые считали себя господами, которые вели нескончаемую войну с Расой при помощи капканов и терьеров, и хорьков, и яда, и дыма. Неужели они сочли это массовое убийство победой? Если так, они обманулись. Это была всего лишь стычка.
Рабы по-прежнему остались рабами; связанные хвостом к хвосту королями.
– Пойдем, Матушка, - сказал он. И медленно, мучительно, с чувством непоколебимой уверенности он и его новая самка отправились овладевать миром.