Связанные кровью
Шрифт:
— Всякий раз, когда ты так говоришь, случается нечто ужасное. А между тем, у нас гости.
Ноят протолкался вперёд, раздуваясь от важности как лягушка-бык, но Чингетай от него отмахнулся. — Никаких разговоров. Сегодня вечером мы празднуем! — Он повернулся спиной, делая вид, что не замечает Джейм.
Мерикиты устремились к центральному домику, таща с собой дымящиеся котелки и нагруженные подносы.
Младенцев отправили в постель.
Дети принялись ныть. Они тоже хотели принять участие, но были недостаточно взрослыми. Прид вернулась в жилища девиц за частоколом, хотя ей определённо гораздо больше хотелось
Изнутри домик представлял собой амфитеатр с крутыми ступенями, резко уходящими вниз головокружительными, концентрическими кругами, которые, должно быть, спускались почти до самого основания холма, едва ли не до уровня воды. Земляные выступы были оснащены сидениями, каждое из которых опиралось на своего рода ивовую клетку размером около трёх квадратных футов. Те, кто уселись наверху, сидели скрестив ноги или опираясь ими на коробку под ними.
Джейм оказалась рядом с Ма и Да близнецов, которые тепло её поприветствовали, но, к её облегчению, оставили свои подначки. Факелы бросали искривлённые столбы света на молчаливую, сгорбленную фигуру в клетке под её сапогами. Амфитеатр заполняло порядка шести сотен взрослых мерикит, сидящих тесными семейными группами, оставив между собой свободное пространство — для опоздавших, полагала Джейм. Голоса перешли в сплошной рёв, когда мерикиты принялись перекрикиваться взад и вперёд через отдающееся эхом пространство.
Внизу, на вертеле неспешно вращался бык. Маслол и другие шаманы сидели так близко к огню, что Джейм могла видеть как блестит пот на их татуированных, полураздетых телах. Чингетай сидел там же, вместе с другой знатью деревни, судя по их богатым и без сомнения душным одеждам. Там же был и гость ноят.
По скамьям из рук в руки передавали мёд, эль и пиво, налитые в большие серебряные кувшины. Джейм согласилась на немного эля в деревянной кружке, тактично предложенной ей Ма. Тяжёлое благоухание напитка, тепло и яркий свет закружили ей голову. Она распустила ворот куртки, а потом снова её запахнула, когда Ма с хихиканьем склонилась к ней.
На дно зала размашистой походкой вышла Бабка Сид, просто великолепная в ярко-алом шерстяном костюме с орнаментом из красно-золотых нитей, хорошо подходящем к её многокосым, струящимся волосам. Её голос взвился вверх подобно трубе и зал погрузился в молчание, чтобы слушать.
— Мы рождаемся, живём, умираем, а жизнь продолжается. Племя едино. Племя бессмертно!
В такт её словам по скамьям застучали кружки, единый, сплочённый гул, сотрясающий землю.
— Слушайте меня, мои мерикиты! Слушайте и повторяйте: Теперь пришла пора, теперь пришла погода, и мёртвым и живым отпраздновать едино [74] !
74
Now is the season, now is the weather, for the living and the dead to feast together
Буумм, буумм, буумм, вступили кружки, и голоса закричали вместе с ней:
— Теперь пришла пора, теперь пришла погода, и мёртвым и живым отпраздновать едино!
На последнем слове
Джейм повернулась, чтобы задать Да вопрос и обнаружила, что рядом с ней сидит тёмная фигура, которой там прежде не было. Повсюду вокруг, прогалы в рядах мерикит заполнились тёмными фигурами, а большинство, хотя и не все, ивовые клетки стояли открытыми. Ратиллиен качнулся на петле сезонов, жизнь к смерти, смерть к жизни. Теперь она наконец определила непонятный запах. Это было острое, кислое дыхание колдовского стража, помноженное на сотни.
— Это дядя моей матери, — познакомила их Да.
— Он… ээ… хорошо выглядит, учитывая все текущие обстоятельства. Это происходит со всеми вашими мертвецами?
— Нет, к сожалению. Хитрость в том, чтобы поймать их последний вздох и запечатать его внутри них. Иногда мы оказываемся не достаточно быстры.
И порой, подумала Джейм, они, вероятно, удушали некоторых из них преждевременно. Однако, так ли уж это отличается от тех хайборнов, которые предпочитают взойти на погребальный костёр, когда чувствуют, что начинают сдавать. Она поприветствовала прадядю Да, который оказался среди тех, кому повезло.
Кто-то поставил ей на колени чашку, а другие принялись плюхать туда то одно, то другое, самую разнообразную еду. Получалась дикая смесь. Какой бы голодной она ни была, Джейм ощутила неуверенность при мысли о том, чтобы всё это съесть, особенно когда на поверхности закачался варёный глаз быка.
Да выхватила его из тарелки и замахала им. — Первый из двух! Первый из двух! Кто ещё присоединится к нашей счастливой команде?
Кто-то на другой стороне домика замахал ей в ответ. — Второй из двух! Второй из двух! Удачи, и тебе и мне!
Домик отдавался эхом, как морская пещера, голоса поднимались и опадали, многие смеялись, некоторые перешли в сантиментальные причитания, рыдания в замотанное кожей плечо или похлопывания по возлюбленным лицам, запечатанным воском.
Да что-то прокричала.
— Что?
— Я говорю, что дым и сухие травы хорошо помогают, но порой кто-нибудь из них становится мягким — ну, ты знаешь, как большой, упакованный в мешок пудинг. Хотя такие нечасто выходят наружу. Слишком стесняются.
Джейм отодвинула свою чашку подальше.
Хотя, так ли уж это хуже того, как её собственный народ обращался со своими мертвыми? Они тоже считали, что ведут себя уважительно и достойно, со всеми своими погребальными кострами и посмертными знамёнами, и неважно, что порой души попадают в ловушку из крови на их нитях. Хранил ли хоть кто-нибудь память о мёртвых ради самих мёртвых или только ради живых? Здесь было нечто, позволяющее судить и о тех и о других.
Ивовая клетка за её спиной затряслась.
— Это, должно быть, к тебе — сказала Ма.
Джейм с некоторым трепетом отперла дверку и оказалась нос к носу с Земляной Женщиной. За ней была не дальняя стенка ивовой клетки, а внутренности её собственного домика.
— Я проспала, — сказала она, невнятно коверкая слова, он неё несло сильным пивным духом. — Они идут! Помоги нам стволы и камни, они уже почти здесь!
— Кто?
— Кто, кто, яккарны, конечно! Они доберутся до устья долины в ближайшие несколько минут. Говорю тебе, я никогда прежде не слышала, чтобы они неслись так очумело, как сейчас! Они растаптывают всё на своём пути.