Связанные кровью

Берне Иви

Он потерял ощущение времени, было только соединение, эта изысканная щемящая пытка, постепенно ослабевающая, до тех пор, пока не остались они, и они успокоились.

Еще долгое время ни один из них не мог даже пошевелиться. В конечном счете, Грегори развязал ее запястья. Никто не произнес ни единого

слова, слова казались лишними. Они лишь поменяли позицию, и Грегори прижал ее ближе. Щеки Мэдди все еще были влажными от слез, она не понимала, где находится — вверху, или уже внизу — ее била дрожь от потери крови, но чувство было удивительным. Она переродилась.

Пальцы их переплелись, и она поцеловала его руку. Или это он целовал ее руку? Границы между ними стали очень тонкими. Она подлетела высоко, возбужденная химическими процессами счастья, ее сознание сплеталось и вертелось с сознанием Грегори в медленном вихревом танце.

Удар за ударом, звуки музыки доносились с танцзала, заявляя о себе — она даже не заметила ее за все то время, проведенное вместе — и они спустились на землю, в реальность, в маленькую комнату, где повсюду были разбросаны его вещи и в клуб, который нуждался в хозяине. Они уже не были соединены, но могли быть вновь, стоит лишь захотеть.

Грегори поцеловал ее в шею, как он делал всегда, когда они просыпались каждый вечер. Он начал что-то говорить, но должен был прерваться, чтобы прочистить горло. "Твой штекер все еще на месте? Ты как, в порядке?"

Мэдди шлепнула его по руке, чтобы он убрал ее от шнура. "Грегори, Богом Клянусь, что ударю тебя — ’

"Хорошо, хорошо." Засмеялся он.

Мэдди повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. Не смотря на то, что они трахали друг друга в пределах каждого дюйма их жизней — или, скорее

всего, именно по этой причине — она заметила, что он помолодел лет на десять, после того, как они вошли в эту комнату. Его глаза блестели, а щеки приобрели розоватый оттенок.

"Ты готов завоевать мир." Она убрала волосы с его лица. Она не могла любить его сильнее.

"Уже сделано." Его ухмылка выглядела самодовольной.

"И что теперь?"

"Будем наслаждаться завоеванным, я так полагаю." Он поцеловал ее так нежно, как только возможно, и это задело. Ее губы были побеждены.

"Ты имеешь в виду — обустраивать семейное гнездышко?"

"Мммм, гнездышко." Он двигал пальцами вокруг ее чувствительного соска, отмеченного кружком отметин от укусов, которые демонстрировали его понятие семейности: кровать, закуска, закуска в кровати, кровать потом закуска.

"А в эти планы входит свадьба?"

Грегори насупил брови. "Что ты имеешь в виду? Мы настолько женаты, насколько собираемся. Это было оно, сердце мое. Мы сделали все правильно."

"Но не для наших мам."

"О, Иисусе." Он перевернулся и накрыл лицо руками.

"Вот именно. Господь хочет, чтобы мы поженились — в церкви. В какой — это еще в процессе обсуждения. Чтобы определиться с выбором, моя мама хочет пригласить твоих родных на ужин."

"Ты, наверное, шутишь."

Мэдди покачала головой. "Она хочет знать, какой бульон предпочитают твои родители."

"Скажи ей, что она не должна ничего готовить." Грегори оскалил зубы, показывая сияющие клыки. "Если она будет сидеть смирно, мои родители сами себя обслужат."

Он заслужил пинок — действительно заслужил.