Связанные Местью
Шрифт:
Когда мы лежали рядом в моей постели после того, как Гроул довел меня до трёх оргазмов, мой разум лихорадочно искал способ заставить его остаться со мной.
Обычно он уходил сразу после того, как мы заканчивали, не давая мне возможности узнать его получше. Потом мы даже не прикасались друг к другу. По крайней мере, до сих пор.
Теперь рука Гроула слегка касалась моей. Это не случайно. Быть может, в глубине души он жаждал близости помимо секса?
Глаза его были полузакрыты, дыхание замедлилось. Мускулистая грудь блестела
— Что случилось с моим отцом после того, как ты отвез меня к себе домой? — спросила я.
Гроул открыл глаза.
— Он был мёртв.
— Знаю, — хрипло прошептала я. — Это не то, что я имела в виду. Где его тело? Что ты с ним сделал?
Гроул повернул ко мне голову и нахмурился.
— Какое это имеет значение? Он мёртв.
— Люди хоронят мертвых не просто так. Потому что им нужно место, где они смогут чувствовать связь с ними, место, куда они могут прийти, чтобы попрощаться или поговорить с тем, что осталось от людей, которых они любили. Это то, что делают люди.
Гроул, казался, не понимал.
— Возможно. Не понимаю, как это поможет.
— Ты и не должен понимать, — тихо сказала я. — Просто прими это. Мне действительно нужно знать, где тело моего отца. Мне нужно попрощаться с ним, чтобы обрести покой.
— Его похоронили за пределами города.
— Похоронили? Значит, его не бросили где-нибудь или что похуже?
— Меня там не было, когда его хоронили. Но так мне сказали.
— Ты знаешь, где это? Можешь отвезти меня?
Гроул испустил вздох. Он сел, как я и ожидала, и спустил ноги с кровати, повернувшись ко мне спиной.
Она тоже была покрыта татуировками, шипами, розами, черепами, змеями, и замысловатыми чёрными буквами, в которых читалась боль, и ничего больше. Больше шрамов покрывало спину, плечи и шею.
— Ты должна двигаться дальше.
Я подавила разочарование. Он просто не мог понять. Так много человеческих эмоций и привычек были ему чужды.
Я села и придвинулась ближе.
Я надеялась, что то, что он еще не встал хороший знак. Может быть, что-то в нём хотело что-то сказать мне?
Кончиками пальцев я коснулась странных круглых шрамов, покрывавших его спину и плечи. Они не были похожи на пулевые ранения, скорее на ожоги.
После минутного колебания я тихо спросила.
— Что это?
Гроул заглянул через плечо.
— Сигаретные ожоги.
Мои пальцы замерли.
Он говорил так отстраненно, будто мы говорили не о его теле.
— Кто это с тобой сделал?
— Может, я попросил кого-то сделать это со мной, — сказал он.
— Зачем кому-то просить о боли?
— Мне нравится боль. Со временем я научился её любить.
— Тебе нравится? — повторила я, убирая руку с его кожи.
Он просил кого-нибудь обжечь его? Он был настолько испорчен? Эта мысль не пришлась мне по душе. Кто-то, кто сделал это с собой, вероятно, сделал бы гораздо хуже другим.
Хотя, то, что
Уголок его рта дернулся в почти улыбке. Этот маленький жест изменил всё его лицо, сделав более доступным, менее опасным. Но обычная жесткая линия вернулась к его губам слишком быстро.
— Не от ожогов. Я не просил этих шрамов, — сказал он грубо. — Когда я был ребенком, мне ещё не нравилась боль.
Мои глаза пробежались по множеству ожогов, насчитав почти дюжину.
— Кто-то сделал это с тобой, когда ты был ребенком? — я замолчала, не зная, что ответить на следующий вопрос. — Твоя мать?
По крайней мере, это объясняет, почему Гроул не хотел мстить за нее.
Гроул покачал головой.
— Она не была лучшей матерью. Она работала шлюхой. Её зависимость и работа не очень помогали в воспитании ребёнка, но она никогда не била меня и не причиняла мне физической боли.
Я облизнула губы.
Я ступала на опасную территорию. Любопытство заставило меня жаждать большего, но, в то же время, я боялась ужасов, которые услышу, и того, что они заставят меня почувствовать.
С каждым кусочком прошлого Гроула и его характера, который я раскрывала, становилось всё труднее не чувствовать сострадания, и даже больше.
— Тогда кто? — спросила я, несмотря на беспокойство.
— После того как моя мать умерла и меня выписали из больницы, Фальконе отдал меня одному из своих приспешников, Баду, который отвечал за один из борделей. Он был сутенером и не хотел, чтобы рядом находился ребёнок. Но он не мог отдать меня, особенно если хотел снискать расположение Фальконе, поэтому оставил меня. Но он был садистским ублюдком, и когда ему надоедало выбивать дерьмо из своих шлюх, он любил мучить меня.
— Почему Фальконе не остановил его? — я покачала головой. — Не знаю, почему я спрашиваю. Этот человек чуть не убил тебя. Не похоже, что он был порядочным или что-то в этом роде.
— Он не убил меня, хотя мог. И никогда не прикасался ко мне. Он позволил одному из своих людей перерезать мне горло. И Бад всегда заботился о том, чтобы избить и обжечь меня там, где никто этого не видел.
— Так ты думаешь, Фальконе не знал, что происходит?
— Шлюхи знали и любили меня. Они могли бы рассказать ему об этом.
— Но он бы ничего не сделал, — заключила я.
Гроул пожал плечами.
— Побои сделали меня сильнее. Через некоторое время ты не испытываешь боли, как другие люди. Она становится знакомой, почти как друг. Ты перестаешь её бояться и даже начинаешь любишь.
Это объясняло татуировку на его спине.
Я подвинулась так, чтобы видеть его лицо, и была ошеломлена почти безмятежным выражением его лица.
Я надеялась, что это была идеальная маска, потому что если он действительно был так спокоен во всем этом, у него было мало надежды.