Связующие нити
Шрифт:
— Странно всё звучит.
— Я же помочь тебе хочу, девочка, растормошить тебя нужно.
— И как, — я внезапно обиделась, — заставив танцевать босиком по траве?
— Конечно! Начав прислушиваться к природе, услышишь свой настоящий голос. Иногда ведь нам страхи диктуют "хочу так", "хочу этакого", а отличать нужно. Что тебя в этих штанах держит, — истинное желание их носить или страх понравиться кому-то, надев юбку и став более женственной? Или страх, что ты хочешь понравиться, а вдруг не понравишься? Или страх вообще признаться себе в мысли,
— Геле, ты же знаешь!
— Чего я знаю? Я ничего не знаю.
— Я хочу Тристану счастья, такого, какого он сам себе желает, между прочим. Вот он влюбился сейчас, так и замечательно! Пусть, наконец, найдёт ту женщину, которая ему нужна, а я здесь ни при чём. Хоть десять юбок надену, а такой, какая ему нравится, не стану. Да и не моё это, это я точно знаю. Ты меня только травишь, Геле, своими разговорами. Ты, наверное, тоже хочешь для меня какого-то своего счастья, — бег по полям, танец под голубым небом. Десять лет говоришь… так это ли не показатель того, что это и есть правда? Не нужно из меня кого-то лепить, не всем семечкам суждено прорасти, кого-то и на масло выжимают.
— Ой, задела я тебя за живое! Ой, взбаламутилась-то!
— Давай договоримся, не будем больше на эту тему…
— Нет, не договоримся. — Гелена провела мне пальцами по лбу и вискам, посмотрела в глаза, и как-то сразу её взгляд потух. Она прикрыла тонкие, как папиросная бумага, веки и вздохнула. — А ты не шутишь… ты и, правда, теперь мёртвое семечко. Нет, Гретт, не будет у нас больше разговоров, живи дальше, как решила. Ко мне не приходи, не открою больше.
— То есть как?
— Молча. Сказал мне один хороший человек однажды — сама не умирай и с мёртвыми не общайся, вот и весь секрет вечной молодости. Так что не приходи. Я ещё пожить хочу, мне умирать рано.
Гелена обула обратно шлепанцы, медленно поднялась с земли и пошла не по тропинке, а через поляну. Сил ей что-то сказать или поплестись за ней у меня не нашлось. Это спокойное заявление меня как ударило. Такого Гелене я никогда не прощу! Мне стало очень обидно, и жалко себя. Старая ведьма не шутила, сказала, значит, действительно прогнала. Как отрезала. Ну и пусть! Ну и катитесь всё к черту! И Гелена, и Трис, и "Сожжённый мост" вместе взятые!
Уйду, уеду, буду жить вообще в другой стране! Чтоб никто меня не видел и не знал!
Глава 33.Небытие
Дома меня ждала записка Тристана "Увидимся на работе", и сломанный телефон. Я вдруг захотела позвонить папе с мамой, поговорить за жизнь, не догадалась зайти к ним, когда была ещё за городом, а дома в телефоне не было даже гудков. Сходила к соседям — у них тоже. Повреждения были на линии, а не в автомате.
Я долго сидела на стуле в прихожей, под запиской Триса, и некоторое время разглядывала себя в его фамильном зеркале. Нужно было перекусить что-нибудь и идти спать. Есть не хотелось, а вот спать, пожалуй, — вчера из-за юбилея в ресторане мы проспали часа три, а потом сразу
Тристан забегал домой не надолго, — в ванной на сушке висело влажное полотенце, бритва была мокрая, на кухне ничего из еды не тронуто. Привел себя в порядок, и убежал. Сколько он будет не спать, бедолага?
— Беги — беги, нужен ты мне…
В комнате я разложила кресло, застелила его и накрылась лёгким покрывалом с головой. Как же всё было плохо, противно и ужасно. Меня жгла обида на Геле, жгла неприязнь к Трису и Монике вместе взятых.
Вечером я вышла на кухню без сил, — спала, а как будто не выспалась. В десять часов на кухне царили густые сумерки, день становился длиннее, а ночи короче, скоро и в десять будет ещё светло.
Включив свет, я услышала шуршание пёрышек. Маленький воробей напугано перепархивал с балки на балку под самым потолком.
— Птиц! Ты как сюда попал?
Вентиляционное окно было открыто, а этот несмышленыш умудрился в него залететь.
— И как я тебя выгоню?
В руки птица, конечно, не далась, хотя я, зная о предстоящей неудаче, встав на стул, всё же попыталась поймать его. Махание веником тоже ни к чему не привело, он только ещё больше перепугался.
— Решил жить у нас и гадить нам в тарелки?
Оставив воробья в покое, я позавтракала и стала собираться на работу. За час стемнело достаточно и, выключив везде свет, попыталась поймать его ещё раз. И едва не убила воробья — он в слепоте бился обо всё, в том числе о более светлый проём большого полукруглого окна.
— Не могу я его открыть, не открывается оно.
Как только я зажгла свет в прихожей, он перелетел в неё. Ладно, Трис придумает, как вернуть птице свободу.
В агентство я пришла последней. Тристана, как мне передали, Пуля нашла уже спящим за своим столом. Он пришёл ненамного раньше, и никто не стал его будить.
— У него на работе сверхурочные, не высыпается, — объяснила я, украдкой взглянув на Нила.
А полпятого утра к нам пришёл посетитель.
— Здравствуйте, — Зарина улыбнулась и вышла навстречу из-за своего стола. Старый дедушка, обросший седой шкиперской бородой на пол — лица, затоптался у двери, распахнув её широко, но не решаясь перешагнуть за порог.
— Проходите, — Трис проснулся ещё во время обеда, и даже нашёл в себе силы заниматься предварительным чертежом для работы в фирме. — Проходите.
— Да я, собственно…
— Ранняя вы пташка, дедушка! — Настройщик подскочила и ввела его буквально под руку. — Но вы вовремя, наше агентство работает только до шести утра.
— Бессонница, — вздохнул тот.
— И не говорите, напасть пострашнее мигрени. Как вас зовут?
— Да я, собственно…
— Присаживайтесь вот сюда. Чайку хотите горяченького?
— Можно немножко.
Зарина только повернула голову к Пуле, а та уже наливала в чистую чашку заваренный в обеденный перерыв чай. Зарина по очереди представила всех, и только потом он назвал свое имя: