Сыграй со мной в любовь
Шрифт:
Я попыталась. Мысленно обматерила и водителя фуры, и владельца баварки. Стресс пошел на убыль, сбившееся дыхание почти выровнялось, но тут неожиданно из-за поворота пулей со смещенным центром тяжести вылетел Матиз.
Спутав право и лево, я крутанула руль в сторону кювета, и только благодаря мгновенной реакции Шеремета, мы не отправились в могилы.
— И что это было? — сдерживая проклятия, что было видно по желвакам, проревел он, когда мне удалось сбросить скорость до черепашьей.
Язык
— Значит, про прощание с жизнью ты не лгала, — кадык на горле дернулся.
— Я не хотела…
— Хочется верить.
— Правда…
Вести машину дальше не было ни моральных, ни физических сил. На первом же съезде я свернула направо и остановила Фиат в густой тени деревьев подальше от основной трассы.
— Приехали, — открыла дверь и, быстро отстегнув ремень, вылетела наружу.
Сердце так колотилось, что казалось, собирается вырваться из груди. Ноги подкашивались и, ума не приложу, как я не упала на первой же кочке.
О чем я только думала, соглашаясь? Какой дурой была!
Когда хлопнула вторая дверца, от стыда и стресса хотелось плюнуть на гордость и позорно дать деру.
— Хочу подышать воздухом, — попыталась отвязаться от Шеремета.
— А-ну посмотри на меня! — он быстро обогнул Фиат и притянул меня к себе. — Сильно испугалась? — поднял за подбородок голову, вынуждая смотреть в глаза.
— Нет, — соврала. — Все в порядке.
— В порядке? — горячая ладонь спустилась с подбородка на шею. Указательный палец лег на предательски быстро пульсирующую вену. — Лгунишка. Маленькая перепуганная птичка.
От близости и такого совсем интимного прикосновения я словно раздвоилась. Одна часть меня требовала освободиться и сбежать. Вторая часть — прижаться к мужскому телу и повторить то, чем мы занимались вчера на лестнице.
— Отпустите… — первая часть оказалась решительней.
— Ни то что? — царапая нервы хрипотцой, спросил Шеремет.
— Вам нужно ехать. Итальянцы. — Я ухватилась за его слова о прощании с партнерами, как за спасательный круг.
— Ты волнуешься за итальяшек? — прозвучало с издевкой.
— Вы сами сказали, что времени в обрез.
Голова, отошедшая от шока, старательно искала пути отхода. Не стоило нам оставаться так долго близко. Неправильно. Дико. Вчерашний порыв не должен был повториться. Шампанское и короткое платье остались в прошлом, и я больше не похожа на красотку из эскорта, которую может хотеть такой
— Черт, — Шеремет одной рукой обхватил мой затылок, а другой прижал к себе, — как меня достало твое выканье.
Он приблизил губы к губам.
— Дима. Можно называть просто Дима. Попробуй.
Словно под гипнозом, я посмотрела в его глаза, потом на губы. В горле пересохло…
— Дима, — упрямо повторил Шеремет, — давай же.
Мужская ладонь на спине медленно поползла вниз, к ягодицам, оставляя за собой горячий след.
— Четыре буквы, птичка. Докажи, что ты не трусиха.
О чем он просил? Назвать имя или…
Я вновь ощутила себя за рулем. Снова, подрезая и обгоняя, рядом неслись машины. Опять сбивалось дыхание, тяжелели руки… и я теряла контроль над собой.
— Не нужно, — упершись в грудь, я изо всех сил попыталась отодвинуться, остановить то, что не должно было случиться.
Мне было важно! Не знаю почему. Не понимаю. Но… Запас терпения моего мучителя уже иссяк.
— Упрямая пташка, — он обдал дыханием лицо. — Дикая. Гордая. Сладка-а-я… — язык ворвался в рот, и все мои "важно" выгорели как лампочки от короткого замыкания.
Я оказалась права… Миллион раз права, когда думала, что мы не подходим друг другу. Я угадала… Мне подходил Стас. Рядом с ним было хорошо, комфортно, уверенно. А с Димой… из-за ощущений голова сбоила. Наслаждение было таким острым, ярким, что мне хотелось то расплакаться, то как молитву начать шептать его имя.
Что угодно, только бы не останавливался. Все на свете, лишь бы целовал, прижимал к себе, сминал сопротивление и страх.
— Какого хрена ты не носишь белье? — с рычанием вырвалось у него, когда, пробравшись под майку, ладонь облепила грудь.
— Мне не зачем. Объемы не те, — чтобы не застонать, пришлось до боли закусить губу.
— Бред, — оторвавшись ото рта, Дима схватил нижний край майки и рывком потянул вверх, обнажая меня до пояса. — Потрясающие объемы.
Темные, почти черные глаза заскользили взглядом от одного к другому соску. Следом за ними горячую влажную дорожку проложил язык. Жадно, обводя кругами и посасывая вершинки, Дима лишил меня последних остатков выдержки.
Не знала, что можно хотеть мужчину так сильно, что забываешь, где находишься. Словно не желание, а лихорадка — дикий холод от разъединения и дрожь предвкушения, справиться с которой могли лишь прикосновения.
Шальная, забывшая, что такое смелость и трусость, я соглашалась на все.