Сын Архидемона (Тетралогия)

Рудазов Александр

Прочитав вторую утреннюю молитву, монахи отправились на повседневные работы. Поддерживать чистоту в помещениях, кормить скот, молоть муку на мельнице, таскать воду. В скриптории появились новые лица, по пергаменту тихо заскребли перья.

А я потихоньку свалил. Двинулся в госпиталь – проведать нашего больного.

Кардиналу за ночь явно стало лучше. Бледность с лица спала, сидит прямо, разговаривает с аббатом. Вокруг стоят еще несколько монахов – почтительно внимают речам начальства. Здесь же и Цеймурд – тоже слушает

с интересом. На меня он глянул как–то очень уж недоброжелательно.

До сих пор злится, что ли?

– Возвращаясь к тому, о чем я говорил, не могу не вспомнить один занятный случай, – степенно произнес кардинал. – Некоему семинаристу было поручено перевести с латыни изречение из Евангелия – «Spiritus promptus est, caro autem infirma». Нерадивый школяр поленился вникнуть в контекст и перевел каждое из слов отдельно, не думая о смысле исходного текста. В итоге у него получилась фраза: «Спирт хорош, а мясо протухло»!

Монахи и Цеймурд залились веселым смехом. Аббат тоже улыбнулся. А я тупо на них уставился, не понимая, в чем тут соль. В конце концов я незаметно потянул нашего гоблина за краешек жабо и шепнул:

– А как это правильно–то переводится?

– «Дух бодр, но плоть немощна», – сухо ответил Цеймурд.

– А–а–а… – протянул я.

Все равно не понимаю. Заумный какой–то анекдот. Наверное, нужно быть в теме, чтобы понимать, где тут юмор. Я когда местным про Штирлица рассказываю, тоже никто не смеется – только глупо моргают. Кардинал в прошлый раз долго и въедливо расспрашивал, кто такой Борман.

Вы вот пробовали когда–нибудь объяснить средневековому человеку, кто такой Борман? Тяжелая задачка, я вам доложу…

– Рад, что вам полегчало, падре, – подошел к изголовью я.

– Да, спасибо, мне лучше, – кивнул кардинал.

– Хорошо, что так. А то вы, падре, вечно жрете всякую дрянь, а потом болеете…

– Когда такое было?

– А кто в прошлом году поганок нажрался, а потом животом всю ночь маялся?

– Это были трюфели.

– Угу. Трюфели. Только прослабило вас от них, как от самых настоящих поганок.

Кардинал окинул меня недобрым взглядом, но промолчал.

– А тут у вас весело, я погляжу, – заметил я. – Анекдоты вовсю травите… А ничего, что это монастырь? Тут юмор–то вообще уместен?

– А ты это осуждаешь, брат? – мягко улыбнулся мне аббат.

– Не, ну я не против, конечно… но монастырь все–таки… как–то даже…

– Я понимаю твое недоумение, брат, – задумчиво кивнул аббат. – Недаром же предание гласит, что Христос никогда не смеялся. Но мы – не Он. Мы лишь грешные люди, и нам порой… впрочем, давай я лучше покажу тебе это на примере. Брат Мартин, окажи мне услугу, принеси из подсобного помещения лук.

Молодой монах кивнул и минутой спустя приволок охотничий лук со стрелами. Аббат молча протянул его мне.

– Чего? – недоуменно взял оружие я.

– Натяни тетиву, брат.

Я не понял,

чего он от меня хочет. Но мне нетрудно – натянул. Конечно, встав при этом так, чтобы никто не разглядел моих семипалых ладошек.

– Натяни еще сильнее.

– Ладно, как скажете.

– Натяни еще сильнее.

– Ладно… – стиснул зубы я, натягивая так, что дерево затрещало.

– Натяни еще сильнее.

– Не могу!

– Почему же?

– Если еще сильнее, тетива лопнет к чертовой матери!

– Вот и с делом Божиим так же, – улыбнулся аббат. – Intensus arcus nimium facile rumpitur. Если напрягать больше, чем человеку дано выдержать, то и сорваться недолго. Иногда нужно явить братьям и несколько снисхождения.

Я отпустил лук и задумался над сказанным. А этот аббат – неглупый мужик…

Надо будет запомнить.

Глава 17

Ну вот мы уже и в Богемии. Половина путешествия осталась позади. Жаль только, что другая половина по–прежнему впереди.

Для разнообразия сделали остановку в придорожном трактире. Как показали сутки, проведенные в бенедиктинском монастыре, маскировка у меня вполне приемлемая. На люди выводить можно. Если не снимать капюшон и не слишком размахивать руками, никто ничего не замечает.

Название трактира мне понравилось с первого взгляда. «Пять видов любви». Я сразу подумал, что будет стриптиз. Или еще какие–нибудь сомнительные развлечения. И кто бы на моем месте подумал иначе?

Однако ничего такого не оказалось. Внутри нас встретили исключительно хмурые пропитые мужики. Девушка одна–единственная – хозяйская дочка, работающая здесь официанткой.

Строгий батя так и зыркает орлиным взглядом – не пристают ли к дочурке проклятые алкаши? Но они не пристают. Даже местная пьянь не зарится на бедную девушку. Вылитая Катя Пушкарева, ну просто вылитая. Разве что без очков, зато с кроличьими зубами. Почти как у нашего пана Зовесимы.

Как выяснилось, название трактира подразумевает другие пять видов любви. Совсем не те, которые первыми приходят на ум любому нормальному человеку или яцхену. Эти пять видов – любовь к Богу, к родине, к королю, к друзьям и к выпивке.

Прикольно, конечно, но лично я остался разочарованным. Сплошное кидалово, куда ни плюнь.

Не знаю, как здесь с качеством спиртных напитков. Как уже говорилось, у меня сложные отношения с алкоголем, да и вкусов я почти не различаю. Но судя по кислой роже кардинала – так себе бражка. Что–то вроде табуретовки.

Развлечений тоже никаких не предусмотрено. Заходят в этот трактирчик в основном лесорубы и угольщики. Им культурный досуг неинтересен – нажраться бы как следует после трудового дня. Разве что в кости кое–где играют. Цеймурд, вон, уже присоединился к одной такой компании – гоблинов в здешних лесах хватает, и люди от них рыло не воротят.