Сын Авонара

Берг Кэрол

– Я проехал от деревни до твоего дома, чтобы найти эту дорогу. С тех пор я ощущаю еще чье-то присутствие. Но я не уверен. Оно не так тяжеловесно, как присутствие тех двоих, – вроде блохи на гончей. И никакой магии. Нам нужно ехать. Я разберусь с ним.

Без сомнения, проклятый шериф. Нужно было позволить Д'Нателю убить его.

Мы ехали на запад по лесной дороге. Полная луна светила сквозь нависающие ветви, превращая тропу в сплошные полосы света и тени. Мы ехали быстро и молча, словно теперь, когда все второстепенные вопросы были разрешены, на передний план вышла

срочность нашего дела.

Около полуночи Д'Натель отстал, приглашая нас с Баглосом ехать вперед.

– Блоха, – произнес он тихо и растворился среди теней у обочины дороги. Мы с дульсе продолжали путь, не меняя шага. Прошла четверть часа, по дороге позади нас торопливо застучали копыта. Две лошади. Подобрав поводья, мы прижались к деревьям.

Показался Д'Натель, на поводу он вел лошадь без всадника. Принц остановился рядом с нами, из странного вытянутого свертка, перекинутого через его седло, понеслись приглушенные проклятия, от которых покраснели бы даже товарищи Якопо.

– Блоха, – пояснил принц, спешиваясь. Он стащил сверток с гнедого и поставил на пару босых ног, торчащих с одной стороны. Взлохмаченная голова высунулась с другого конца.

– Паоло!

Тело мальчишки терялось в огромном плаще. Д'Натель крепко ухватил Паоло за ухо, и грязные ругательства сменило жалобное хныканье.

– Аи!

Глядя на оцепеневшую жертву и захватчика, я начала хохотать так, как смеются только люди, не один день балансирующие на краю гибели.

– Какой бойкий парнишка! – Баглос бросил на угрюмого принца единственный извиняющийся взгляд и разразился радостным смехом, который разнесся по всему залитому луной лесу.

– Не вижу ничего смешного, – буркнул мальчишка.

Д'Натель был мрачен с того дня, когда увидел рекрутов. Но при виде разозленного Паоло, утопающего в несоразмерном одеянии, веселые искорки зажглись в его глазах. И как огонь охватывает сухие дрова, его охватило веселье. Я никогда еще не слышала его смеха. Глубокий и музыкальный, он, кажется, происходил из того же скрытого в глубине источника радости, где жила и его редкая улыбка. Казалось, солнце прогнало тучи после годами бушевавшей бури.

Я не могла отвести от него глаз, и в его смехе слышалась нота, от которой кровь закипала во мне, как она не закипала уже вечность. Поэтому, хохоча над траурной и суровой чумазой физиономией Паоло, я высмеивала и себя за приступ «вдовьего вожделения». Я смеялась, пока из глаз не покатились слезы.

– Ой, Паоло, – проговорила я, когда смогла членораздельно произносить слова. – Что, ради всех звезд, ты здесь делаешь?

– Ничего, за что могут похвалить, – угрюмо огрызнулся он.

– Значит, снова сбежал из дома и гоняешься за нами по лесам? Ясно, что найдется немало занятий, больше достойных похвалы. Твоя бабушка с ума сойдет.

– Она умерла.

– О нет! – Мир поглотил добрую часть нашей веселости.

– Выпила слишком много кружек, пока я был в Гренатте. Была мертвецки пьяной. А потом просто мертвой.

– Как мне жаль.

– Думаю, не так жаль, как ей.

– И кто же заботится о тебе теперь?

– Никто не хочет. Конечно, шериф велел… Но

он уехал и не возвращается. Дирк Кроули сказал, Чокнутая Люси может меня взять, но я не хочу жить у этой старой карги. Я справлюсь сам. – Д'Натель отпустил его ухо, и Паоло поправил перекрученный плащ. – Гессо сказал, он продаст мне лошадь за две мои серебряные монеты и все, что осталось в доме у бабки; я решил, это хорошая сделка, согласился и переехал в твой дом. Подумал, присмотрю за ним, пока не вернется шериф. Ничего не украл. Только съел то, что все равно сгнило бы. А сегодня увидел, как он едет и озирается. – Парнишка кивнул на Д'Нателя.

– И решил поехать за ним?

– Все равно делать нечего. Он куда интереснее Чокнутой Люси. У него меч и все такое.

– Что съел – на здоровье. Все ли в порядке в доме?

– Нормально. Те люди, жрецы, которые зарезали разбойников, все у тебя перерыли, но вроде ничего не взяли.

– Жрецы обыскивали дом?

»… побывали у тебя…» Эхо слов Грэми Роуэна заставило меня содрогнуться.

– Они все оставили, как было, ты и не заметишь, что туда кто-то приходил.

– Значит, они приехали ко мне сразу из Гренатты, так?

– Нет. – Он на миг замялся. – Сначала приехали в деревню.

– В Данфарри? Зачем?

– Переговорить кое с кем. Расспрашивали о тебе… кто ты да откуда ты, живет ли кто с тобой.

– Как они нашли мой дом, Паоло? Это очень важно. Как они узнали, куда ехать?

Мальчик ковырял ногой землю, отводя глаза в сторону.

– Кое-кто рассказал им, когда они приехали из Гренатты. Кое-кто отвел их туда. – Каждое слово давалось ему с трудом. – Это был тот же человек, кто рассказал им о тебе все, рассказал о принце, о том, куда вы с ним поехали, о Валлеоре. – Паренек так сильно пнул камень, что тот улетел под деревья, вспугнув трех оленей, промчавшихся в лунном свете через дорогу.

Я положила руку на плечо мальчика.

– Паоло, иногда мы ошибаемся в людях, и нас больно ранит, когда они оказываются не такими честными, как мы думали. Но важно знать правду, особенно если сама жизнь зависит от того, кому именно мы доверяем. Тот, кто все рассказал им, был твоим другом?

Паоло кивнул и произнес так тихо, что я едва расслышала его.

– Это сделал Якопо. Шериф сказал, должно быть, они заставили его.

Нет. Это не так. Предатель Роуэн, а не Якопо. Это шериф встречался с зидами в Гренатте, разговаривал и шутил с ними. Они сказали, он очень им помог. И еще была пуговица, и рассказ Терезы о лейранине в темном мундире с блестящими пуговицами, он гнался за нами по лесу, он был в Юриване…

– Кто им рассказал? – Я взяла Паоло за подбородок и заставила посмотреть мне в глаза, готовая, если он повторит свои слова, в лучшем случае кричать, что он ошибся, в худшем – что он сам орудие злодеев, отказываясь верить ему, даже если собственное сердце и душа будут подтверждать правдивость его слов.

– Это был Якопо. – Он не отводил глаз, словно понимая, что он сам – лучшее доказательство. Его худое грязное лицо отображало только скорбь и искренность, заставляло меня признать, как ужасно я ошибалась.