Сын Авроры
Шрифт:
Его содержание наполнило Морица радостью. Корона! Наконец-то ему предлагали корону! И что с того, что она была всего лишь герцогской, но она была суверенной и могла сделать его племянником самого Петра Великого! Он будет иметь свою собственную страну, с землями и подданными! Это было так неожиданно, что он едва мог во все это поверить!
— Я уезжаю! — закричал он во весь голос, подхватив Адриенну и закружившись вместе с ней. — Завтра я уже должен быть в пути! О, сердце мое, вы — мой шанс, моя счастливая звезда! Вы верили в мою судьбу больше, чем я сам! Я вас обожаю!
Он кричал о своей любви, сходя с ума от радости, словно
— Вы плачете в то время, как я так счастлив!
— Конечно. Разве вы не знаете, что можно плакать от радости! Вы будете правителем, мой друг. Пусть сбудутся все ваши самые заветные мечты! Я вас люблю, и я разделю с вами это великое счастье!
Внезапно став серьезным, Мориц взял любимую за плечи, чтобы всмотреться в это милое и такое чувствительное лицо:
— А я слишком люблю вас, и не откажусь от вас! Когда я стану герцогом Курляндским, вы приедете ко мне. Вы будете королевой театра, который я создам специально для вас! У вас будет свой дворец, лошади...
— А у вас будет жена! И это может не понравиться ей...
— Скажите мне, в какой стране вы видели монарха, который беспокоился бы о своей жене? Верьте мне, Адриенна! У нас впереди еще столько прекрасных дней!.. И столько ночей! — добавил он, уткнувшись лицом в шею молодой женщины. — Я люблю тебя, ты знаешь...
И он прямо на том же самом месте доказал свои чувства к прекрасной Адриенне, которая позволила увлечь себя волной взаимного желания.
Когда Мориц ушел, она была почти счастлива. Разве не пообещал он писать, рассказывать обо всем, разве они не построили вместе свое блестящее будущее, в котором она так мечтала поучаствовать? Они будут разделены, конечно, на какое-то время, но вот потом... Этот мужчина имел талант убеждения...
На следующий день посол Саксонии на свадьбе Его Христианнейшего Величества уже был в пути в Варшаву вместе со своим секретарем Сен-Лораном и слугой Бове; первый был в восторге от открывающихся перспектив разбогатеть, а второй выглядел гораздо менее счастливым. Надо было очень сильно любить своего хозяина, чтобы следовать за ним в страну снегов. А он был человеком, боявшимся холода, а ведь приближалась зима...
* * *
В Варшаве Генрих-Фридрих фон Фризен с нетерпением ждал Морица. Дела шли по верному пути. Герцогиня Курляндская послала делегацию, составленную из местных аристократов, немного грубоватых, но зато полных добрых намерений и счастливых от мысли иметь столь молодого хозяина, такого энергичного, неутомимого и знаменитого воина. Они привезли с собой письмо от Анны Иоанновны, в котором содержалось приглашение графу Саксонскому посетить Митаву.
— Если ты ей понравишься, — объяснил Фризен своему родственнику, — у тебя будет корона. Конечно, в Курляндии есть Сейм, ответственный за выборы, но если герцогиня поставит
— А... отец? Перед тем как ехать туда, я хотел бы узнать его мнение.
— Ты увидишь его, если подождешь. Он уехал в Дрезден, но скоро вернется...
Мориц решил подождать. Он воспользовался этим, чтобы познакомиться с бароном фон Бракеном, послом Курляндии в Варшаве, который поблагодарил его за то, что он принял приглашение посетить Митаву, но при этом посоветовал не слишком затягивать с делами.
— Все может измениться за самое короткое время! Достаточно посмотреть на все алчные пожелания, связанные с нашим герцогством! Я знаю, что многие гранды направляются к границе, чтобы приветствовать вас и проводить, как положено, до Митавы, где герцогиня ждет вас с нетерпением...
— Во всяком случае, — вмешался Фризен, — Его Величество не может не согласиться...
Курляндская делегация тоже выразила мнение, что надо спешить, и Мориц наметил отъезд на следующий день. Однако в то самое время, когда он уже был в дорожной одежде, в сапогах, со шляпой на голове и с кнутом в руке, вдруг в его комнату влетел некий запыхавшийся человек, оттолкнув при этом слугу Бове.
— Ах, господин граф, вы еще здесь! Слава богу, я прибыл вовремя!
Брови Морица нахмурились, ибо от подобного появления не стоило ждать ничего хорошего, и он с подозрением посмотрел на прибывшего, который оказался графом фон Мантейфелем, министром его отца.
— Вовремя для чего, месье?
— Чтобы предостеречь вас от совершения большой ошибки: Его Величество хочет... Нет, буду говорить его собственными словами: Его Величество запрещает вам ехать в Курляндию. Вам нечего там делать.
— Это приказ?
— Безусловно, с того самого момента, как король сказал о своем запрете.
— Тогда послушайте меня: я не хотел бы ослушаться короля, но если я не поеду теперь, все для меня будет потеряно. Пропустите меня!
— Вы не можете так поступить! Учтите, что, отказываясь повиноваться, вы превращаетесь в мятежника со всеми вытекающими из этого последствиями...
— Что вы имеете в виду? Тюрьму?
А потом Мориц вдруг расхохотался:
— Надо быть очень хорошим бегуном, чтобы поймать меня!
И, оттолкнув Мантейфеля, он бросился к лестнице, вскочил в седло и крикнул:
— В седло, господа! Дама ждет!
Дикий вопль стал ему ответом, и он помчался галопом «со своей бандой неистовых»...
Он даже не попытался спросить Мантейфеля о причине подобного решения отца, но в действительности это было даже хорошо, ибо ему все равно ничего бы не сказали. А причина заключалась в следующем: твердо решив наложить руку на двойное герцогство через своего фаворита Меншикова, русская царица предложила сыну Августа II руку своей дочери Елизаветы [79] . А так как Август был обязан своим польским троном России и Петру Великому, то не могло быть и речи о том, чтобы причинить хоть какие-то неприятности, пусть даже самые небольшие, столь могущественному соседу. Вот почему появился этот запрет.
79
Елизавета Петровна (1709—1761) — младшая дочь Петра I и Екатерины I, российская императрица с 25 ноября (6 декабря) 1741 г.