Сын Авроры
Шрифт:
Мориц спрыгнул на землю и, когда карета тронулась в сторону освещенных ворот особняка Конти, направился по набережной к особняку Шатонеф, в котором он остановился...
Вернувшись домой, он стал думать, что делать дальше. Когда он заявил Луизе-Елизавете, что ждал этого момента, это была правда лишь отчасти. До прихода де Ришелье он уже договорился со своей новой любовницей Марией-Анной Данжевилль из «Комеди Франсэз» (с ней он сошелся после смерти Адриенны) пойти на «Меропу», последнюю пьесу Вольтера, а потом они предполагали вместе поужинать и уж конечно провести ночь в объятиях друг друга. Вынужденный последовать за герцогом, он отправил молодой женщине записку, где было сказано, что он может задержаться, а в худшем случае — присоединится к ней уже после спектакля... Но, помимо того, что Мориц задержался намного дольше, чем предполагалось, он вдруг обнаружил, что у него
На мгновение он подумал: а что было бы, если бы они вернулись из Версаля двумя часами раньше? Если верить его матери, молодой де Конти ненавидел Морица даже больше, чем его отвратительный отец, но она любила его, и это было совершенно естественно. Тогда — одно из двух: либо пришлось бы скрестить шпаги, а ему было трудно представить, как он вонзил бы на два дюйма свой клинок в грудь этого мальчишки; либо он повторил бы свой рождественский подвиг, но будучи на двадцать лет старше, что, конечно же, представляло большую разницу!
Выждав день, в течение которого он привел в порядок свои дела и написал несколько писем, Мориц решил вернуться в армию, и пока его люди собирались, отправился к знакомому ювелиру, находившемуся рядом с Пале-Рояль. Там он выбрал браслет с сапфирами и бриллиантами, который затем был отправлен вместе с прощальной запиской к мадемуазель Данжевилль, на улицу Ришелье. Потом он вернулся к себе домой. Его экипажи уже были готовы. И Морицу оставалось лишь сесть в карету, когда часы на Коллеже четырех наций пробили одиннадцать. Проехав с запада на восток через большую часть города, Мориц выехал из ворот Сент-Антуан и направился по дороге, ведущей в Эльзас. Его сердце было переполнено радостным волнением: скоро он вновь будет заниматься тем, что он любил больше всего на свете, за исключением любовных побед, — создавать прекрасный кавалерийский полк, о котором он мечтал столько лет и который будет отправлен в бой уже в следующей кампании.
Общение с солдатами — а в полку Морица уже присутствовали татары, которых он так высоко ценил за их скорость, — вновь вернуло ему энтузиазм и активность. Зная, где проводить рекрутский набор, он быстро собрал тысячу людей, которых намеревался сделать лучшими солдатами в мире, и расквартировал их в Хагенау и Мирекуре...
Мориц быстро понял, что поступил правильно, покинув Париж раньше, чем планировалось.
В начале 1743 года международная обстановка значительно изменилась. Англия, под предлогом защиты своих земель в Ганновере, высадила крупный десант под командованием герцога Камберлендского. В то же самое время король Георг II связал себя союзами с Австрией, Голландией, Саксонией и Сардинией. Во Франции маршал де Ноай был назначен генералиссимусом, что дало ему преимущество перед другими командующими. Он двинул войска на герцога Камберлендского в надежде на успех, который должен был бы разрушить коалицию. К сожалению, 27 июня он был разбит в Деттингене, что между Ашаффенбургом и Франкфуртом, и поспешно отступил, оставив под угрозой французские границы.
Чуть ранее, 5 апреля, Мориц Саксонский, бывший вторым под командованием маршала де Брольи, присоединился к Рейнской армии в Бамберге. Там дела ему не нашлось, но он, осознавая всю серьезность угрозы, которую представлял герцог Камберлендский, бесился от своего бездействия. Его сделали командующим резерва, но это оказалось еще не самым худшим: эта должность, которую он считал для себя недостойной, была у него довольно быстро отобрана. И командование перешло... к молодому принцу де Конти.
Впервые сын и любовник Луизы-Елизаветы оказались лицом к лицу, и второй вынужден был передать свои войска этому высокомерному мальчишке, который не сказал при этом и трех слов, но торжествующий взгляд и презрительная улыбка которого выразили больше, чем могут передать слова. И Морицу потребовалось собрать все свои внутренние силы, чтобы не двинуть ему кулаком прямо по физиономии. Отвечая презрением на презрение, он лишь пожал плечами, вскочил на коня и помчался к своему полку добровольцев, который пока еще не заявил о себе.
Вскоре первое же столкновение де Конти с австрийцами завершилось его разгромом.
Такая страшная взбучка, казалось бы, должна была обеспечить отстранение этого наглого типа, но он пользовался доверием военного министра графа д'Аржансона, и его утвердили в командовании... и при этом отозвали его шефа, маршала де Брольи. Но молодой человек преуспел, однако, лишь в том, что потом назовут
Это новое назначение сделало его не больше и не меньше как спасителем Франции. За три месяца он полностью закрыл границу, сосредоточив от Ландау до Бризаха пятьдесят восемь батальонов, включая патрули его добровольцев, которые буквально творили чудеса. Кроме того, он занял острова на Рейне. Все это заставило о многом задуматься короля Фридриха II Прусского — «Фридриха Великого», — который знал и высоко ценил Морица. Сдержанные предложения, шедшие от Версаля, привели... к отправке Вольтера в Потсдам под тем официальным предлогом, что ему нужно было избежать гонений со стороны церкви [94] . Все это закончилось Франкфуртским договором [95] . Но Морица Саксонского, которому определенно не сиделось на месте, уже не было в Германии. Ему доверили миссию, цель которой была практически недостижимой: свергнуть Ганноверскую династию и привести на трон молодого Карла-Эдуарда Стюарта [96] — самого романтичного из всех претендентов!
94
Вольтер поссорился с маркизой де Помпадур и по приглашению короля Фридриха II поселился в Потсдаме. Через два года он переехал в Швейцарию.
95
Франкфуртский союзный договор между Пруссией, Францией и Священной Римской империей был заключен 22 мая 1744 г.
96
Карл-Эдуард Стюарт (1720—1788) — предпоследний представитель дома Стюартов (внук короля Якова II) и претендент на английский и шотландский престолы, предводитель восстания против дома Ганноверов.
Это была безумная идея — повторить подвиг Вильгельма Завоевателя, но новоявленная герцогиня де Шатору, в настоящее время всемогущая, очень этого хотела: ей очень нравился претендент на трон! Морицу — тоже. Он встретил Карла-Эдуарда в Дюнкерке, где тот практически пал ему в руки, плача от счастья. Принц был очарователен, и Морицу было приятно доставить ему удовольствие. К тому же обобрать представителя династии Ганноверов — это идея всегда была привлекательна для того, в чьих жилах текла кровь Кенигсмарков! Но на этот раз в дело вмешалась сама природа. Конечно, в Дюнкерке находился флот с кораблями, наполненными прекрасными солдатами, но невозможно было выйти из гавани! А едва корабли вышли в открытое море, разбушевался страшный шторм, и он частично рассеял, а частично потопил корабли... Последовало возвращение в порт! Новая попытка — Мориц сам поднялся на палубу флагманского корабля — не стала более успешной.
— Конечно, — ворчал он, — ветры же не якобиты [97] !
Было решено ждать хорошей погоды, а пока попытаться восстановить поврежденные корабли и вылечить тех, кто пострадал от ударов о прибрежные скалы... Однако в Версале ветра оказались гораздо сильнее, чем на море, и письмо от министра графа д'Аржансона вызвало графа Саксонского в Париж. Было объявлено о войне между Францией и Англией. Короли обозначенных стран направили друг другу письма, полные претензий, и начались военные действия. Но в Версале Морица все же ждал приятный сюрприз: в пасхальный понедельник, 6 апреля 1744 года, он был назначен маршалом Франции.
97
Якобиты — приверженцы изгнанного в 1688 г. английского короля Якова II и его потомков, сторонники восстановления на английском престоле дома Стюартов.
Это был почти скандал: как, осмелились дать маршальский жезл отпрыску гугенотов? Немыслимо! Неприемлемо! Но Мориц был сыном своего отца. Тот был обращен в католичество, чтобы получить корону Польши, и Мориц тоже заявил, что готов «получить соответствующие инструкции». Но это не успокоило интригу, затеянную принцем де Конти, потрясенного тем, что его враг оказался на высоте почестей и авторитета и сам король называет его теперь «мой кузен»... И потребовался формальный приказ государя, чтобы Конти перестал требовать от Морица урегулировать их разногласия.