Сын бомбардира
Шрифт:
Николка бессильно упал наземь и несколько минут лежал не шевелясь. А когда поднял голову, увидел впереди, за насыпью, обрывки серых дымков и отступающих французов. Над апрошами развевалось боевое русское знамя.
На редут Шварца прибыла лёгкая батарея. Командовал ею Фёдор Тополчанов.
Николка с завистью смотрел на юного прапорщика.
— Здравствуй, Николай! Помнишь меня?
— Вроде бы не упомню, ваше благородие, —- морща
— Да на пятом бастионе вместе воевали! — напомнил Тополчанов. — Тогда барабанщика убило, а ты его подменил. Припоминаешь?
Колька ничего не ответил. Только низко опустил голову.
— Ты чего, Николай? — спросил Тополчанов мальчика. — Обидел я тебя чем?
— Да так, ничего, — выдавил парнишка и добавил тихо: — Батю порешило в тот день…
Тополчанов покраснел. Словно оправдываясь, сказал:
— И меня тогда ранило. — Он показал на забинтованную руку. — Палили так, думал, и живота лишусь. Обошлось.
— И со мной… обошлось. А барабанщик, дядя Иван, без ног остался. Увезли его в Бахчисарай. Попрощался я с ним в госпитале. Да, видать, не довезут — больно кровью истёк.
— Николай, — решительно сказал прапорщик, — держись ко мне ближе. Как-никак вместе с тобой крещённые на пятом. Если к орудиям желаешь, так я допущу.
— Благодарствую. Я с Евтихием Ивановичем Лоиком теперь. Приписан к его пушке.
— Да? —. удивился прапорщик. — Номерным, что ли?
— Не то чтобы номерным, но…
— Ладно. Всё равно держись ко мне поближе.
— Спасибо, ваше благородие.
Неподалёку от Николкиной пушки установили два орудия. Это были старые, украшенные вензелями и многочисленными надписями пушки. Их списали задолго до начала войны и готовили к переплавке. А, поди же, понадобились…
Мальчик деловито осматривал медные стволы — тяжёлые, с зарядной частью, раздутой, как груша. Остановился около одного из орудий, стал водить пальцем по поясу на запальной части.
Фёдор Тополчанов улыбнулся:
— Новые птички прилетели, и Николай тут как тут. Сразу от своей пушки переметнулся.
Евтихий Лоик положил руку на плечо Николки, добродушно пробасил:
— То він, ваше благородие, колдует.
— Вот никак разобрать не могу. Вроде на «рцы» похоже и не похоже. Помогите, ваше благородие!
Прапорщик взглянул на слово, отлитое по широкому медному поясу запальной части.
— Так эту букву, Николай, я тебе ещё не показывал. Вперёд забегаешь!
— Я на нашей пушке всё прочитал, можете проверить. А вот на чужой…
— Что ж, пойдём, — голосом строгого учителя проговорил Тополчанов, — сейчас по твоей проверим. Там я тебе и остальные буквы расскажу.
Они
— Аз, буки, веди, глаголь, добро… — Он говорил легко, без запинки, вскинув голову к чистому белёсому небу, словно там все было написано. — Наш, он, покой, рцы…
— Так-с, — протянул Тополчанов, — молодец, канонир Пищенко! Значит, все твердо запомнил. Расскажу далее, но покамест слагай.
И Колька начал, водя пальцем по медным надраенным буквам:
— Земля, аз — за… Веди, он, дело — вод… Завод. Буки, рцы, ять…
— Стоп! Эта кириллица называется «есть»*, а «ять»* в другом случае пишется. Понял?
— По–нял, — неуверенно протянул Николка и продолжал: — Слово, добро, ять… Сде… Сделано…
Голос сигнального прервал занятия:
— Прапорщика Тополчанова к командиру редута!
— Сейчас вернусь, — сказал Фёдор. Он подозвал Лоика: — Проследи за учёбой, Евтихий Иванович…
Николка спросил у матроса:
— Дядя Евтихий, а почему тут «ять», а не «есть»?
Лоик посмотрел на слово, задумался, припоминая свои занятия с приходским «учёным».
— Тут, понимаешь, хлопчик, — после длительного молчания произнёс он, — завсегда пишут «ять». А от взять, к примеру, «вечер» — так тут надобно «есть» ставить. Однако, ежели написать «ветер», тут как раз «ять» и выскакивает.
Николка растерялся:
— Но почему же, дядя Евтихий?
Тот почесал бороду, недовольно пробурчал:
— Чего — почему? А я почём знаю — почему? Велено так писать — от и пиши! Понял?
— Угу, — покорно кивнул Колька.
— Давай слагай далее! — грозно приказал Евтихий,
— Он… то… есть… ук… фу…
— Эн нет, — перебил его Лоик, — давай ещё раз. Заруби себе на носу: фита. Фита, — повторил он настойчиво. И неожиданно добавил: — Ты, хлопец, запомни: корень ученья горек, да плод сладок. Мий вчитель приговаривав: «Фита да ижица — розга к телу ближится». И бил после кажной буковки и кажной цифири. Да як бил! Ты, хлопчик, того не знаешь!
Они не заметили, как сзади подошёл командир редута и уже минут пять наблюдал за уроком.
— И давно вы занялись сим делом?
Артиллеристы вскочили, вытянулись по стойке
— С полмесяца, ваше благородие!
— Кто же учитель?
— Господин прапорщик Тополчанов!
Лоик понял, командир ничуть не рассержен. Напротив — распрашивает с добрым удивлением. Почесал по привычке бороду и добавил:
— Тільки француз мешает.
Командир улыбнулся:
— Это верно, мешает! Однако успехи имеются?