Сын Чернобога
Шрифт:
– Убийца или кто-то из его подручных пригвоздил ударом кинжала змею к воротам усадьбы коннетабля. Ты ведь знаешь, что означает этот знак?
– Допустим. Но при чем здесь ты?
– А при том, что именно в этой усадьбе был то ли смертельно ранен, то ли убит Лихарь Урс, которого многие считают моим настоящим отцом. Я имел по этому случаю очень неприятный разговор с парижским епископом Григорием, который считает убийство коннетабля жертвоприношением.
Людовик пристально глянул в лицо Олега. Воевода задумчиво вертел в руках серебряный кубок и не спешил отвечать на вопрос,
– Я христианин, Олег, – хрипло произнес Людовик. – И хочу быть похороненным в освещенной земле.
– Нам с тобой пока рано думать о смерти, – пожал плечами воевода.
– Никто не знает точной даты своего ухода, – поморщился Людовик. – Но ты не ответил на мой вопрос.
– Это потому, что ты забыл его задать.
– Я рассчитывал, что ты оценишь мою деликатность, – усмехнулся герцог. – Я знаю, кто убил Раймона Рюэрга. Меня интересует ранг твоего посвящения, Олегаст. По имеющимся у меня сведениям не всякий ведун имеет право на человеческое жертвоприношение.
– Об этом тебе сказал парижский епископ?
– Григорий долгое время прожил среди варягов. К сожалению, он не преуспел в миссионерской деятельности.
– Я имею право на жертвоприношение, Людо. Скажу больше, епископ Парижский прав, связывая смерть Раймона Рюэрга с убийством Лихаря Урса. И хотя сам Раймон не участвовал в этом напрямую, его вину сочли существенной. Он предал гостя, которого обязан был охранять. Кроме того, он убил мою мать. Разве этого мало, чтобы отправиться в мир иной с несмываемым клеймом на душе и теле?
– Но ведь ты крещен, Олег, – понизил голос почти до шепота Людовик. – Почему ты пошел у них на поводу?
– Вероятно, по той же самой причине, Людо, которая заставила тебя проделать немалый путь, чтобы предложить отступное жрецам Чернобога. Я правильно понял ход твоих мыслей?
И без того бледный Людовик побледнел еще больше. Лицо его исказила мучительная гримаса, и Олег пришел к выводу, что этот человек тяжело переживает грех, совершенный когда-то его матерью.
– У меня есть два законных сына, Олегаст, – произнес бесцветным голосом Людовик. – Я обязан о них позаботиться. И еще я должен думать о своем христианском королевстве. Я не могу служить одновременно богу и дьяволу. У меня на это не хватит сил.
– К тебе уже обращались ведуны Чернобога?
– Возможно. Я вижу сны, Олег. Они изматывают меня больше, чем происки врагов. Они смущают мою душу и понуждают служить тому, с кем я, возможно, кровно связан.
– Не всякий сон – вещий, Людо, – попробовал утешить старого друга воевода.
– И все-таки ты должен меня понять, Олег. Если ведунам Чернобога нужна моя кровь, то пусть берут ее, но я не хочу отдавать им свою душу.
– Иными словами, ты предлагаешь волхвам сделку? – спросил воевода. – Кровь в обмен на душу?
– По-твоему, у меня есть другой выход? Рано или поздно жрецы Чернобога предъявят мне счет, как они предъявили его тебе. Я знаю, что их вины здесь нет и что действуют они в соответствии с заветами того существа, которого почитают как бога.
– Тебе
– Да. Григорий – мой духовник. Он дал мне этот совет. Ты должен помочь мне, Олег, ради нашей прежней дружбы.
Олегаст молчал. Причин не доверять Людовику у него не было. Что бы ни двигало королевой Тинбергой в роковую ночь зачатия, похоть, любопытство или любовь, но вместе с жизнью она навязала сыну и покровительство высших существ, которого он не домогался. Весьма обременительный дар, надо сказать, особенно в стране, где печальники Христа преобладают над печальниками Велеса и Нуда Среброрукого.
Олегаст не знал, прибегали волхвы Чернобога к магии в отношении Людовика или нет, но вряд ли они оставят его в покое. Сын Лихаря Урса боится, что зов крови заставит его подчиниться чужой воле и сделать то, что навсегда погубит его душу, а возможно, и души его сыновей.
– Ты сказал о законных сыновьях, Людо. Это значит, что есть еще и бастард?
– Есть, – кивнул герцог. – Но незаконным его можно считать лишь в рамках христианской веры.
– Он был зачат во время мистерии Белтайн?
– Да, Олег, мне пришлось пойти на это по совету королевы Тинберги. Это было сразу после твоего отъезда, семнадцать лет тому назад.
– Следовательно, он твой первенец?
– Да.
– Как зовут отрока?
– Рулав.
Королеве Тинберге не откажешь ни в уме, ни в знании языческих таинств. Заплатив первенцем Людовика Велесу, она тем самым снимала и с себя, и с сына все обязательства перед грозным богом и его волхвами. Вероятно, так же собиралась поступить и графиня Хирменгарда. Это она должна была родить ребенка от Людовика, тогда как Тинберга родила бы от Олегаста. Возможно, Тинберга и Хирменгарда здесь были ни при чем и все заранее было предрешено императрицей Юдифью и ведуньями Макоши, помогавшими ей.
Так или иначе, но ранняя смерть Хирменгарды внесла путаницу в эту мистерию, затянувшуюся на многие годы. Тинберге пришлось вносить изменения в чужой замысел. Она нашла выход из нелегкой ситуации, и старший сын Людовика Рулав был зачат именно в ночь Белтайн. Первенцы Людовика и Олегаста, скорее всего, с самого начала мыслились Юдифью как плата Чернобогу за поддержку» оказанную в трудный час ее единственному сыну.
Языческие боги не покинули Карла Лысого в беде. Именно при их поддержке он получил свой трон. Вот почему он признал своим сыном Людовика, вот почему он до сих пор не развелся с Тинбергой. Если бы вся правда о ночи Белтайн всплыла, то Карлу пришлось бы ответить и за грехи матери Юдифи, и за свое долгое молчание.
Что ж, епископ Парижский дал Людовику мудрый совет. Вот только вряд ли этот Григорий действовал по своему почину. Возможно, за ним стоял Карл, возможно, Тинберга или волхвы Чернобога. Но в любом случае эта сделка выгодна всем, и воевода Олегаст мог с легким сердцем обнадежить старого друга.
– Чернобог примет твою жертву, Людовик.
– Его убьют? – хрипло спросил герцог.
– С какой стати? – удивился воевода. – Впрочем, все мы смертны. Я позабочусь о твоем сыне, Людо, но я не бог.