Сын дельфина

Майнаев Борис Михайлович

– Джон, - сказал он, - вашей судьбе можно позавидовать. Ведь с сегодняшнего дня вы единственный сорокалетний адмирал флота Виолии. Недаром в коридорах штаба поговаривают, что министр давно хочет видеть вас главой военно-морских сил.

– Флот, - задумчиво произнес Стэнли.
– Уже триста лет все мужчины нашего рода носят морскую форму. В доме деда собрался целый арсенал шпаг и старинных пистолетов, при помощи которых разные Стэнли утверждали флаг Виолии на морях и океанах планеты. Не думаю, что все они были добрыми людьми. Но сколько надо было всадить ядер в корабль, чтобы он пошел ко дну? Не одну сотню. Да и то, если стреляют меткие канониры, а сейчас - один ракетный залп и... Когда

я поднимался на борт нашего крейсера, дед пригласил трех редакторов своих газет и заявил им, что Джон Стэнли-пятый, то есть я, непременно будет командовать всем флотом страны. А я с каждым днем начинаю тяготиться своей принадлежностью к военно-морским силам Виолии. Мне иногда кажется, что все мы - сборище сумасшедших, которых кто-то запер в пороховом погребе. Вы видели, с каким удовольствием этот сморчок говорил о том, как дельфины будут топить лодки противника. А ведь в них такие же люди, как мы. Люди, которых он жаждет убить. Вы знаете, что такое тонуть?! Я дважды оставался один на один, с океаном. Человек перед ним, как маленькая капелька воды, наделенная разумом. Играя, океан медленно вылизывает ее своим холодным соленым языком. В ярости - глотает в одно мгновенье, как это случилось с моим сыном.
– Стэнли судорожно сглотнул комок, застрявший в горле, и перевел дыхание.
– На земле хоть остается камень, к которому можно припасть щекой, а здесь...

"О каком сыне он говорит?" - подумал старпом. Он, как и весь флот знал, что "счастливчик Джон" не имеет детей. Красавица Доротея, чья фигура потрясала воображение всех мужчин, которые хотя бы раз видели ее, не рожала. Злые языки офицерских жен и репортеров скандальной хроники не переставали молоть о том, что на деньги, истраченные Стэнли на безуспешное лечение жены, можно было купить целый гарем.

– Это было семь лет назад, в первый день зимы, - уставясь в чайную гущу, задумчиво продолжал капитан.
– После боев в заливе меня отпустили домой, и мы с женой полетели в горы, на старое ранчо деда. Этот день я запомнил на всю жизнь. Тихо падал снег. Огромные пушистые снежинки дрожали на ресницах Доротеи и светились в ее волосах. "Ты похожа на сказочную принцессу", - сказал я. Она засмеялась. Ее губы щекотали мое ухо, а горячее дыхание туманило сознание. От счастья я ничего не слышал. Тогда она взяла меня за руку, подвела к огромной деревянной скамейке, усадила и стала что-то писать на снегу.

Я с трудом оторвал взгляд от маленькой голубой перчатки и к своему изумлению прочел: "Джон, у нас будет ребенок!"

На какое-то мгновенье мне показалось, что от радости я теряю сознание. Дик, у вас их трое, вы можете понять мое состояние в тот миг...

На следующий день я позвонил в штаб и попросил отпуск на год. В музыке и счастливом ожидании летели дни, недели.

Чем меньше оставалось времени до того дня, когда я должен был стать отцом, тем мрачнее становилась Доротея. Она вбила себе в голову, что или с ней, или с малышом произойдет что-то ужасное. Врачи объясняли это слишком долгим ожиданием ребенка. Мы делали все, но успокоить ее было невозможно. Вдруг, когда до родов оставалось меньше месяца, она захотела в море.

Я пытался отговорить жену - бушевали весенние штормы, но врач сказал, что несколько дней морской прогулки не повредят, только посоветовал взять с собой акушерку.

Капитан замолчал. Его обычно невозмутимое лицо исказила гримаса боли. Хрупкая тишина опустилась в каюту. Лишь едва уловимая дрожь могучего корабля говорила о том, что совсем рядом, за стальными переборками, работают люди.

– Моя яхта полностью автоматизирована, и я легко справлялся с ней один, - опять заговорил Стэнли, - поэтому мы вышли в

море втроем. Я, Доротея и миссис Кэрол - акушерка.

На второй день нас настиг шторм. Океану хватило трех часов, чтобы превратить красавицу-яхту в развалину. Кое-как мне удалось выбросить плавучий якорь и спасти корабль. Когда ветер стих, я спустился вниз.

В каюте творилось что-то невообразимое. Разболтанная обшивка пропускала воду. Ее уже набралось столько, что небольшие волны плескались в углах.

Два широких кожаных ремня удерживали Доротею на кровати. Ее голова запрокинулась. По бледному лицу катились крупные капли пота. Губы вспухли и почернели. В страхе и ярости я проклял тот час, когда согласился с беременной женой выйти в море.

Акушерка сказала мне, что вот-вот начнутся роды и поэтому нужно вызывать помощь.

Я кинулся к рации. Эта новомодная дрянь работала, но так, что меня никто не слышал. Оставалось только одно - идти в сторону берега и уповать на господа бога. На огрызке мачты я укрепил полотнище запасного паруса. Свежий ветер лихо погнал нас в сторону суши. Разошлись тучи, и я определил свое место. До берега было миль сто, но мы находились на самом перекрестке морских дорог, и во мне шевельнулась надежда.

Вдруг внизу дико закричала Доротея. Я кинулся в каюту.

– Похоже, сын капитана Стэнли родится прямо в море, встретила меня миссис Кэрол.
– Идите наверх, когда понадобится, я позову вас.

Я вернулся на палубу и стал пускать в небо ракеты, но вокруг было пусто. До рассвета оставалось часа четыре. Ветер стих, и легкий туман опустился на море.

...Капитан прервал свой рассказ, откусил кончик сигары и долго раскуривал ее.

– Она почти беспрерывно кричала, - выдохнул облако дыма капитан, - и вдруг стихла. Я бросился вниз, но не сделал и двух шагов, как услышал детский крик. Это был сын. Мой сын.

Понимаешь, маленький Стэнли! Старушка обтирала его какими-то тряпками, а он орал что было сил. Я толком даже не рассмотрел его, сверху послышался вой турбин корвета.

В густой предрассветной синеве сторожевик несся на мою яхту, как слепой, ошалелый бык. Я успел дважды выстрелить из ракетницы, прежде чем понял, что на корвете все спят, доверившись автоматам.

"Раздавит", - сообразил я и бросился к Доротее.

Едва слетели пряжки ремней, удерживавших жену, как страшный удар потряс наше суденышко. Острый таран боевого корабля с хрустом развалил яхту на две части. Эти скоты не могли не почувствовать удар, но даже не замедлили ход...

– Вы нашли их, капитан?

– Зачем?
– устало произнес рассказчик.
– Это мог сделать любой корабль нашего флота. Ведь каждый день и час нам вбивают в головы, что завтра - война, что прибрежные воды буквально кишат подводными лодками противника. Эта истерия довела до того, что большая часть наших моряков в любом незнакомом предмете на воде готова видеть врага. Вспомните случай с беднягой Смитом, который "нашел" подводную лодку противника в бассейне своей загородной виллы. Мы тогда много смеялись, а сейчас я думаю, что через несколько лет сам стану глубинными бомбами очищать от субмарин собственную ванну.

– Вы правы, капитан, - в раздумье произнес Лесли, - во время боев в заливе я видел, как быстро наши парни теряют все человеческое. Мне даже пришлось пристрелить одного, чтобы остановить резню раненых пленных.

Моряки замолчали. Стэнли вспомнил, что говорил ему о Дике командующий: "Он прекрасный моряк, знающий и толковый офицер, но слишком добр, поэтому может быть лишь исполнителем. Значит, вот в чем дело. Если бы Лесли не вмешался или, наоборот, сам начал бы стрелять в раненых, ему бы доверили корабль, а так - нет..."