Сын епископа
Шрифт:
Дугал отбросил щит. Ухватив свободной рукой поводья одного из нападавших, он рванул их, и животное упало на колени, сбросив седока, а Дугал одновременно отбивал удар меча другого противника. Но изумление при виде герба Трурилла на рыцарской накидке, надетой под упавшим плащом, на миг сбило его с толку; и прежде чем он собрался с мыслями, подкованное сталью копыто второго ударило ему по бедру, да так, что чуть не треснули кости. Он еще стоял с разинутым ртом, обездвиженный болью, стараясь не рухнуть под копыта, но тут новый враг двинул ему в грудь коленом, ребра захрустели, дыхание
— Гендон, — вырвалось у него.
Отчаянно хрипя, сокрушенный неслыханным предательством, он пошатнулся; ему удалось все же нанести кровоточащую, хотя и неглубокую рану еще одному противнику, но он двигался слишком медленно, чтобы уклониться от копыт новой лошади, которые опрокинули его наземь… или от рукояти меча, которая ударила его в висок мощно и глухо, когда сам барон Трурилл схватил его за кожаный шиворот и швырнул через плечо. Он пытался сопротивляться, хотя взгляд и затуманило болью, и он почти ничего не видел, но пальцы, сжимавшие рукоять меча, разогнулись, меч выпал, а боль разрасталась с каждым биением сердца.
— Назад, или я убью мальчишку! — провыл барон, рывком выпрямляя пленника в седле перед собой и прикладывая меч плашмя к горлу Дугала. — Вождь не отблагодарит вас за труп наследника. Клянусь, я его убью!
Зрение окончательно отказало Дугалу, горькая желчь жгла глотку, поднимаясь волнами вместе с болью и тошнотой. Грудь обжигало при малейшей попытке вздохнуть, а его неловкое сопротивление лишь побудило врага теснее сдавить сломанные ребра, прибавив ему страданий. Он смутно слышал, как затихает шум боя. А затем раздался задыхающийся и отчаянный голос Кэболла:
— Отпустите его, во имя короля Келсона Гвиннедского! Вы напали на законного представителя короля без причины!
— Короля-еретика! — прорычал позади Дугала гневный голос. — Король, впавший в ересь, теряет свои права, делая еретиками своих сторонников. Расступитесь и пропустите нас, или мальчишка умрет!
Дугал вновь попытался бороться, несмотря на боль, которой это стоило. Он не в состоянии был ясно мыслить, но чувствовал, что любой ценой нужно помешать этим людям бежать, даже ценой его жизни.
— Нет, — удалось ему выкрикнуть, — не позволяйте…
Но рукоять меча вновь стукнула его по голове, прежде чем он договорил, мир вокруг стал уплывать во тьму, тело полностью отказалось ему повиноваться. Стало еще больнее, когда барон поднял его выше, просунув руку в перчатке ему за пояс за спиной — и он услыхал боевой клич клана Мак-Ардри: они отвечали на его призыв. Но сознание покидало его, в то время как барон опять устремился в атаку, и больше он ничего не помнил.
Кэболл Мак-Ардри и то, что осталось от их отряда, доплелись к сумеркам до замковых ворот. Они привезли с собой двух убитых, и ни один из живых не остался невредимым. Им удалось захватить одного пленного, которого привязали к седлу негодующего пони Дугала — но лишь потому, что человек этот из-за ранений не смог ускакать со своими. И если бы не надежда его допросить, Кэболл с радостью перерезал
В течение всей этой медленной и мучительной поездки обратно от Каркашейла сокрушенный Кэболл прикидывал, как надлежит сообщить старому Каулаю, что его сын в плену. Наконец, он решил, что отсутствие Дугала само об этом скажет. Он старался не встречаться взглядом со стариком, когда вместе с пятью другими, еще способными передвигаться, преклонил колени перед креслом вождя в большом зале. Каулай оцепенел, когда его воспаленные глаза осмотрели все шесть лиц и не нашли Дугала.
— Мы встретились с ними у Каркашейла, вождь, — глухо сказал Кэболл, и кровь выступила между его пальцами, стискивавшими рану у правого плеча. — Их вел Брайс Труриллский. Он изменник.
— А мой сын? — проскрежетал старик.
— Захвачен, — и это все, что смог прошептать Кэболл.
Он пытался сказать Каулаю, что они уверены: Дугал жив, хотя и ранен, и что он, Кэболл, пошлет огненный крест, сзывая весь клан, дабы выслать погоню… Но дурная весть нанесла решающий удар по слабому здоровью Каулая. Не издав ни звука, старик схватился за грудь и тут же обмяк в кресле, глаза его закатились и замерли. Он умер в течение нескольких секунд в объятиях барда Кинкеллиана, и родные ничем не смогли ему помочь.
Ослабевший от ран и почти онемевший от горя, Кэболл все же объявил тревогу и призвал оставшихся в замке родичей в большой зал: большей частью, мальчишек и стариков, впрочем, пришел и кое-кто из женщин, чтобы позаботиться о раненых. Раздетый до пояса, ибо он тоже нуждался в помощи, Кэболл сидел на табурете рядом с распростертым телом покойного вождя, крепко схватившись одной рукой за край стола, дабы справиться с болью, в то время как другие собрались перед ними. Как управляющий замком и следующий наследник после Дугала, он обязан был принять на себя предводительство кланом, пока не выясниться, что с Дугалом.
Он передернулся, когда его жена и Кинкеллиан начали промывать его рану, и попытался не слушать тревожного бормотания старого барда.
— Теперь наш вождь — юный Дугал, — сказал он собравшимся, — если он жив. Не знаю, что с ним сделают те, кто его захватили, но поскольку они не убили его после первой угрозы, мы должны надеяться, что он еще жив.
— Нам нужно поехать следом, — прогремел один из мужчин.
— Если юный Дугал еще жив, его надо вызволить… а если мертв — отомстить за него.
— А где наш пленник? — спросил другой. — Прежде чем мы поскачем за этими мятежными рыцарями, нам нужно сперва разузнать, с кем мы имеем дело.
— Кьярд, приведи его, — распорядился Кэболл, взмахом руки велев отойти тем, кто возился с его раной, как только Кьярд и еще один из клана отправились выполнять его приказ.
Лицо пленного было белым, как сыворотка, правая рука — в лубках и подвязана к груди, но он удерживался на ногах, пока его вели к помосту.
Хотя ему оставили только шерстяную куртку, сапоги и штаны под черным плащом, он все еще был в своем побитом ржавчиной шлеме. Он прикусил губу, чтобы не застонать, когда его толкнули на колени перед Кэболлом, и оперся для поддержки здоровой рукой.