Сын маминой подруги

Мелевич Яна

– Ах ты ж, падла электронная… - прошипел, упираясь ладонями в гладкую стену.

Надо ли говорить, что никакого успокоения он не ощутил? Возбуждение молнией прострелило тело, скрутив внутри все мышцы. Член дернулся будто боец по команде быстрее, чем реагировал на ту же Ладу. Закрыв глаза, Канарейкин прислонился лбом к прохладной поверхности душевой и застонал, сжимая ладонью перевозбужденный орган.

– Зая, ты там? Почему дверь закрыл? Ну, котя, я уже собрала вещички! – раздался голос Хроменко за дверью. – Елечка?

Он

ненавидел, когда его называли «Елечка». Или котиком, или зайчиком, или еще каким животным кроме старого прозвища, данного еще отцом – Лиса.

– Сколько раз просил не звать меня так! – рявкнул в ответ, взбесившись за какие-то жалкие миллисекунды. Ладонь прошлась по гладкой коже, тело прострелило удовольствием. Куда большим, чем ранее. Бодрящая мята и успокаивающая лаванда создали совершенно дикий микс, заполоняя сознание, рождая образы и видения.

Светлые волосы, разметавшиеся по подушке, зажав в небольшом кулачке шелковая ткань покрывала и тихие стоны с хриплыми вздохами. Незнакомка выгнулась, прошептав тихо-тихо его имя. Два уловимый запах возбуждения, смешавшийся с ароматом ее духов. Или может это был шампунь? Елисей не знал, лишь скользил губами по немного влажной коже, прикусывая до красных отметин и ощущая вжавшиеся в плечи коготки.

«Люблю тебя»

– Елечка?

Ее ресницы опустились, скрывая от него цвет глаз. Попытался поймать губами ее дыхание, но она тихо рассмеялась, прижавшись к нему крепче. Прикусила мочку его уха, уткнувшись носом в шею, щекоча под ребрами нежными пальцами.

«Я очень-очень тебя люблю, ты знаешь?»

Не знал, но очень хотел бы узнать. И услышать еще раз, чтобы запомнить.

– А-а-а, черт, - со стоном выдохнул, кончая от воспоминаний и собственного воображения. Тяжело дыша сжал пальцы в кулак, оставляя на гладкой поверхности пластика следы там, где стер конденсат. Компьютер пискнул, а вода смыла остатки позорного самоудовлетворения, оставив лишь ароматный пар.

– Прием душа окончен. С легким паром, Елисей Павлович, - Лиса закатил глаза, хватая белое разовое полотенце из выдвинувшейся автоматически полки и вытираясь им.

– Да-да, - буркнул недовольно, бросая тряпку в сторону ящика для переработки и услышав тихий шум, встал под автоматическую сушку, все еще ощущая на коже странную смех запахов: мята и лаванда. Довольно необычно, но ему нравилось.

Стоило выйти из душа. Как Лада принюхалась поморщившись.

– Лаванда? – фыркнула, наморщив носик. – Елечка, этот запах уже не в моде.

– Ну, и что? Мозги в нашем мире, зато, в моде. Однако, это не мешает тебе на них забивать, - огрызнулся в ответ, оставляя ошарашенную девушку с раскрытым ртом, стоять у душевой. Мысль женится на девушке уже не казалась ему такой удачной.

Первое, что Канарейкин увидел в зале ожидания пассажиров – лев. Покручивая хвостом, кривляясь на камеру веселящихся зевак, плюшевый царь зверей резко обернулся, раскинул лапы и бросился к Елисею. Лада позади

него опасливо взвизгнула, спрятавшись за широкую спину, а вот Лиса только усмехнулся, шагнул навстречу, перехватывая на бегу огромную ходячую живую игрушку.

– Татошка!

– Лиса! – глухо отозвался младший брат из-под огромной львиной головы.

Душа воспарила к небесам. Все же, не было ничего лучше, чем возвращение домой спустя несколько лет заграницей. Пусть они регулярно переписывались, разговаривали по видеосвязи и летали друг к другу в гости, но дом был домом всегда. Особенно, если ты из семьи Канарейкиных.

– Ты выглядишь, как идиот, - рассмеялся Елисей, стягивая тяжелую голову с мокрого Антона, чьи темные волосы прилипли ко лбу.

Из всей семьи, он больше всех походил на отца. Те же темно-каштановые волосы, жесткие линии, скулы и твердый подбородок. Совсем немного привнесла мягкости в резкие черты, превратив Антона в более смазливую отцовскую версию. С каре-зелеными глазами и такой же хитрой улыбкой, как у самого Елисея.

– Сказал главный идиот нашей семьи, - отбрил братец, заставляя расхохотаться.

– Еличка? – подала голос Лада, а Антон, будто только сейчас заметив спутницу брата, сжимавшую красную дизайнерскую сумочку и приметив катящих их чемоданы роботов-грузчиков, вскинул темные губы брови.

– Бро?

– Это…

– Лиса-а-а-а! – заревещала на весь аэропорт точно сирена, младшая сестра Антона и Елисея – Настя Канарейкина. Она с разбегу кинулась к старшему брату, запрыгивая на него будто обезьянка и принялась тискать.

– Вах, какой большой, какой красивый, какой жирненький лис, - мурлыкала, растягивая щеки, дергая светлые волос, сжимая лицо, тяня за нос. Потом хлопнула по плечу, спрыгнула и отряхнувшись, отошла. – Ну, хватит с тебя любви, моя чаша переполнена, - скривилась, сделав независимый вид.

– Вот сразу видно – сестра моя, родная, - умилился Лиса, разглядывая темноволосую красавицу сестру, с невинным видом хлопающую карим материнским взором. – Любви прям вагон и две телеги счастья.

– Ты че, типо, недоволен? – угрожающе наклонилась к нему, уперев руки в бока. Лада ревниво засопела, особенно, когда Настя бесцеремонно сгребла Елисея за ворот легкой кожаной куртки, которую он, по счастью, взял с собой в ручной клади. Она выступила вперед, выпятив грудь и привлекая Настино внимание.

– Эй, ты, убери руки от моего котика!

Надо отдать Канарейкиной должное. Она не сразу отреагировала, потому неспешно отпустила брата, медленно повернувшись в сторону наглой девицы, осматривая ту от макушки темных крашенных наращенных волос до кончиков дизайнерских коричневых туфель. Приподняла брови, прокашлялась, а Елисей закатил глаза. Предвещая мысленно скандал.

– Принцесса, слушай…

– Ты на шоу трансвеститов беженца взял? – поинтересовалась Настя невозмутимо, ткнув пальцем в задохнувшуюся от ярости Ладу.