Сын меча

Андерсон Пол Уильям

— Ты откровенный человек, — сказала она, помолчав. — Но ты не видишь явной облавы. Для чего ты стараешься, Тоас?

— Чтобы вернуться на Кипр с головой на плечах, — щелкнул он языком и отвернулся, чтобы понаблюдать за гребцами.

К утру усилившийся ветер наполнил паруса, и Тоас позволил своим уставшим гребцам поспать. «Им позже понадобятся силы, — думал он, — возможно, ненамного позже, если войска фараона были недалеко позади».

Сам он дремал урывками, пока они всю ночь работали, и теперь чувствовал себя вполне выспавшимся. Он пошел на корму и сменил рулевого, который со вздохом свернулся на досках и вскоре отключился. Тоас дежурил

на носу корабля, и, казалось, что он был единственным бодрствующим человеком на борту.

Забрезжил южный рассвет, прошел день, а затем вновь воцарилась тьма. Луна зашла, и только величественно кружащиеся звезды на небосводе освещали путь. Здесь и там на невидимых берегах поблескивал огонь, но они молча скользили мимо по воде, и огни потерялись из виду. Глядя вперед, вдоль корпуса корабля, он мог разглядеть неясную плоскость паруса, а река слабо блестела на одну-две сажени от берегов. Он стоял один в ночи, посреди звезд и безмолвия.

Было очень тихо, луна зашла. Только тихое и грустное шуршание ветра и плеск слабых волн нарушали тишину. Прохладный и сырой ветер трепетал вокруг Тоаса, подобно мантии. Его слегка знобило. Лишь одинокий протяжный лай собаки или вой шакала ненадолго нарушали тишину и смолкали; а иногда крокодил щелкал хвостом или бегемот колыхал поверхность реки шлепаньем и брызгами, звук которых далеко разносился в беззвучной ночи.

Кто-то шевельнулся в массе спящих людей, поворчал и хмыкнул во сне. Странно, как беспомощны даже сильнейшие на этой тенистой земле. Тоас вздохнул, и ветер поглотил этот слабый звук. Еще кто-то шевельнулся, вышел из каюты под ним и встал на свободное место, вглядываясь в Нил. Могла ли и Анхсенамен не спать?

— Иди сюда, — сказал он очень мягко, и ветер донес до нее эти слова вместе с журчанием воды и скрипом досок и канатов. — Иди сюда и поговори немного со мной.

Она стала подниматься по короткой лестнице, — ее белое платье светилось во мраке, — и вышла туда, где он стоял, — у руля. Когда она была близко, он мог разглядеть ее лицо и фигуру, черты, едва различимые из-за темноты.

— Где твой маленький друг? — спросил он, зная, что это не то, что нужно было сказать.

— Он спит. Бедный Пепи, он был так озабочен и так много работал. — Она оперлась на перила, не глядя на него, уставившись мимо реки на берег с неясными в темноте очертаниями. Немного погодя она засмеялась, ветер подхватил и разнес грустный слабый смех. — Странно или нет, что единственным другом царицы Египта будет горбатый раб?

Он не смог удержаться от грубой реплики:

— А теперь ты так несчастна для бедной царицы,

— Нет, больше нет. — Она чуть отодвинулась от него, но не ушла высокомерно, и он вспомнил, что она была, кроме всего прочего, очень молода. — Но грустно, когда у тебя нет предназначения в жизни.

— Это твой выбор, — заметил он, полуулыбнувшись. — Тебе может это не понравиться, ты знаешь. С тобой все может случиться.

— Но я еще буду жива, капитан Тоас.

— Ты боишься умереть?

— Нет… Да… О, я не знаю. Мои родители мало думали о том, что будет после смерти. Они говорили, что любящий Атон позаботится о нас. А потом они умерли, и жрецы Амена вернулись назад. — Она заговорила более высоким тоном, немного дрожа. — Они даже не позволили моему отцу, мертвому, мирно спать. Они достали его бренные останки из могилы, которую он выбрал, и положили его, в бесчестье, вместе с его матерью. Они никому не позволяют произносить его имя, разве что «этот

преступник Эхнатон». Ничего не останется в память о нем, так что во времена, когда он умрет даже в ином мире, о нем, у которого не было ничего, кроме любви ко всему, что есть в мире, забудут. Они намекали, что если бы нам, Тутанхамону и мне, не нравились старые боги, нас бы не похоронили, наши души бездомно странствовали бы… О, я не знала, чему верить. Был ли Амен или Атон ненастоящим богом, или же все боги были ложью, а эта жизнь — короткой бессмысленной случайностью, или… — Она повернула к нему свое лицо, и в свете звезд блеснули слезы. — Тоас, во что ты веришь? Что считают правдой на Кипре?

Он покачал головой.

— Одни — одно, другие — другое. Что до меня, то у меня достаточно дел в этом мире, чтобы беспокоиться о мире ином.

— Но когда ты умрешь, что дальше?

— Кто-то рассказывал мне одно, кто-то — другое, но я никогда не слышал ничего из уст того, кто уже умер. Так что я подожду и посмотрю сам. Я говорю так, а вы, египтяне, слишком много думаете о своей последующей жизни. Ты цепляешься за эти мечты и получаешь от этого удовольствие, но забываешь обо всем остальном.

— Я так думаю. Это была хорошая жизнь, и я пытаюсь ее поддерживать. — Она неуверенно улыбнулась. — Я так старалась, но только я следовала этому, а весь ход вещей в этом мире изменился.

— Хм?

Она рассказала ему, как написала царю хеттов, сразу после смерти своего мужа, и предлагала брак одному из его сыновей.

— У меня было семьдесят дней или около того, пока они готовили мумию Тутанхамона. После этого я стала бы им не нужна. Но брак с дочерью фараона порождает притязания на трон Египта. Поступил так однажды старый Шуббилулиума… — И с торжественностью в голосе: — Что было бы не по силам объединенным Египту и Хеттскому царству! Чего бы не могли они сделать!

Он слегка присвистнул. Была ли это та испуганная девушка, которая чуть не упала в обморок во время драки у ворот дворца? Это дитя попыталось совершить такой поступок, что люди помнили бы десять тысяч лет!

Дочь фараона — потомок людей, которые прогнали варваров-гиксосов из государства, завоевали Сирию и заставили трепетать народы Азии, — ради всех богов, это что-то значило!

Он медленно сказал:

— Извини, моя госпожа. Я недооценивал тебя…

Она слабо и неуверенно засмеялась.

— О, давай забудем обо всем этом. Я больше не царица Египта, ты знаешь. Больше я — ничто.

— Ну… Ну, мы все в этом мире движемся вниз.

— Ты тоже? — Между ними неожиданно возникло непонимание.

— Да. Мой отец был из благородной семьи на Крите. Он ушел из дома, когда северяне сожгли Кноссос, и перебрался на Кипр, где подчинил себе самое мелкое сословие.

Помощник вассала в отсталой части земли варваров — ну, я никогда не знал ничего больше, только из рассказов, и я видел чернеющие руины критских городов, так что мне не на что жаловаться.

— Но почему ты стал…

— Пиратом? О, это доходное занятие в дополнение к торговым поездкам и земледелию на бедной почве у себя дома. Нельзя же навсегда осесть в родном краю, ты знаешь. — Его зубы сверкнули в темноте. — Кроме того, я совсем не пират. Я делаю то же самое, что должны были делать твои знаменитые предки, то же самое, что делал твой прадед Аменхотен в Сирии, а эгейские правители делают сейчас в северных континентальных землях, — я завоевываю себе царство. Мы разбойники только в том случае, если терпим неудачу.