Сын парижанина
Шрифт:
— В чем дело?
— Стараюсь рулить на восток, а нас неумолимо сносит на юг…
— Вероятно, сильное течение; может быть, река пересекает озеро.
— Правильно, — отозвался Тотор. — Я останавливаю машину.
— Зачем?
— Чтобы сберечь перно [187] и спокойно дрейфовать по течению.
— Опыт мореплавателя, предусмотрительность, бережливость… Нет, ты действительно король шоферов!
Автомобиль плыл и плыл, а трое беглецов, чтобы не перевернуть его, не осмеливались даже шевельнуться, от напряжения у них болели спины, а ноги сводило.
187
Перно —
И все же друзья продолжали беззаботно болтать, наперекор усталости, жаре и лишениям, и понемногу успокаивались относительно исхода их экстравагантного и рискованного предприятия.
Наступила ночь, а с нею пришла прохлада. С близкого уже берега долетал бриз, пропитанный благоуханием роз.
Уносимые течением друзья плыли, плыли, любуясь круговращением звезд, борясь с дремотой, с нетерпением ожидая восхода солнца.
Вдруг они почувствовали легкий толчок, и автомобиль замер. Темные массы листвы закрывали начинавший светлеть горизонт.
— Причалили! — радостно вскричал бывалый моряк Тотор.
— И вовремя, потому что я падаю от усталости, — зевая, ответил Меринос.
Через четверть часа уже рассвело. Автомобиль был вынесен на небольшую отмель из красного песка в десятке метров от берега.
Тотор запустил мотор, выехал из воды и через двести метров остановил машину на лужайке с чудесной травой, на которой жемчужинами сверкала роса.
У парижанина вырвался крик восхищения. В окаймлении синих эвкалиптов-небоскребов, толстых казуарин вдаль уходил великолепный партер [188] гигантских гераней, каких еще никогда не видывал человеческий глаз. Высотой в десять — пятнадцать метров, с обильной листвой, они как звездами были обильно усыпаны неисчислимыми соцветьями всех оттенков. А запах! Настоящий аромат роз — им было пронизано все… Пришедший в экстаз Тотор кричал:
188
Партер — здесь: открытая часть парка или сада, украшенная газонами, цветниками, бассейнами, фонтанами, статуями и т. д., расположенными в определенной системе. Также — растения одного вида, высаженные (выросшие) ровно и красиво.
— Ты только посмотри, только посмотри! Нет ничего прекрасней во всем мире! Честное слово, это, должно быть, личный сад феи цветов! Взгляни же, этому нельзя не поразиться…
— Тотор, верю тебе на слово, но я засыпаю… Я обязательно повосхищаюсь, когда проснусь.
— Я, собственно, тоже засыпаю на ходу, но наверняка увижу это во сне!
Оба свалились на землю и заснули, не заметив даже, что неутомимый, преданный Бо подобрал винчестер и нырнул в благоухающие заросли, умиленно взглянув на юношей:
— Спите, ребятишки… спите спокойно, а я пойду добывать еду.
Насколько сон был целительным, настолько внезапное пробуждение — ужасным. Тотор и Меринос не проспали и часа, как ощутили, что их грубо хватают, расталкивают, встряхивают.
Разбитые усталостью, лишениями и волнениями последних дней, они зевали и отмахивались. Юноши никак не могли вырваться из глубокого, сладкого оцепенения сна.
Друзья думали, что видят кошмарный сон. Меринос что-то ворчал, а Тотор протестовал, каждым жестом показывая, что он не может и не желает проснуться. Грубая тряска продолжалась. Пришлось приоткрыть
Но прежде чем они окончательно пришли в себя, их связали крепкими путами по рукам и ногам. Только это заставило их очнуться. Что же они увидели!
В изысканном окружении ароматных цветов, у великолепных деревьев, в листве которых кувыркались и порхали легионы [189] болтливых попугаев, в атмосфере мира и отдохновения, на лужайке с шелковистыми травами, прямо-таки созданной для приятного сна, стояли мрачные и злые оборванцы — около дюжины разбойников.
189
Легион — здесь: громадное число, множество кого-либо, чего-либо.
Бородатые, лохматые, вооруженные до зубов, они расседлывали лошадей, уже пощипывавших соленые травинки blue grass [190] .
Несчастные пленники содрогнулись: все, на этот раз — конец!
— Гром и молния! — вскрикнул Тотор. — Бушрейнджеры!
Меринос испустил вопль ужаса. Задыхаясь, он едва выдавил из себя:
— Он… он… чудовище!
Над ними, на фоне светлого небосвода, склонилось покрытое шрамами, распухшее от недавних ожогов черное лицо. А сквозь ироничную гримасу и белизну волчьих зубов брызнул смех:
190
Голубая трава (англ.).
— Да, да, чудовище, это я, хозяин, Король Ночи!
О, этот демонический смех, предвещавший утонченные пытки и страшную месть!
Дена, который появился в аккуратном костюме туриста, с белым шлемом на голове, биноклем на ремешке, пожалуй, можно было принять за путешествующего чиновника или исследователя, если бы не его бандитская физиономия да свита головорезов.
Он долго, с жестоким наслаждением рассматривал пленников, предвкушая мщение, которое скоро надеялся совершить, затем снова рассмеялся и с каким-то нервным хвастовством принялся говорить, говорить…
— Вы действительно крепкие ребята и обвели меня вокруг пальца, меня, старого знатока буша, перед которым все дрожит. Особенно ты, парижанин, отличился, даже сильно обжег мне лицо в мастерской там, в «Country-house». А с тех пор сколько гнусных проделок ты еще совершил! Бегство на автомобиле, долгие странствия через неизвестность, постоянная борьба с голодом, жаждой, пустыней, огнем, водой, людьми, с самой судьбой! Вы действовали самым удивительным образом и чуть не сумели помешать моему грандиозному и ужасному плану разорения всей Австралии — Красной Ночи! К моей ненависти примешивается даже доля восхищения вами, двумя букашками, которые столь долго держали нас на грани поражения!
Лежа ничком на траве, буквально оглушенные, ни на что уже не надеявшиеся, Тотор и Меринос в горестном оцепенении выслушивали излияния бандита.
Пока лошади щипали траву, а бушрейнджеры глазели на связанных юношей, привлеченные сценой, кровавый эпилог которой они уже предвкушали, хозяин продолжал:
— За вами трудно было угнаться, еще бы — располагать этой замечательной машиной и не добиться триумфа! На ней можно ускользнуть от кого угодно! Пришлось выложиться — понадобились все мои возможности, все упорство, умение жить в пустыне… Да, пришлось стать лучшим из следопытов Австралии, чтобы вместе с моими молодцами догнать вас.