Сын пламени
Шрифт:
Почему? Неужели просто потому, что она когда-то заменила мать Сильфарину? Рагхан начинал злиться на самого себя. А причём тут вообще Сильфарин? С чего они тогда решили, что могли быть… братьями? Глупые маленькие дети… Им было страшно в одиночестве ждать смерти, страшно выносить гнев крихтайнов, страшно, наконец, просто умирать… Вот они и набросились друг на друга, как набрасываются на лучшего друга, только-только вернувшегося из дальнего странствия. Глупые…
Сильфарин тут совершенно ни при чём. Кто сказал, что они братья? Они друг другу чужие,
«Ты – сын Рунна. Ты – предатель. Ты – враг моего отца. И я ненавижу тебя! Потому что ты… потому что… - Рагхан схватился за голову, уронив ключ. – У тебя было всё, всё, всё… Всё, чего так не хватало нашему племени. Ты был нужен нам. Но когда у тебя был выбор, ты бросил нас в темноте! Бросил нас… А теперь мы уже не нуждаемся в тебе. И я никогда не устану повторять: ненавижу! Но почему же ты не отпускаешь меня? Почему я сейчас не верю сам себе?»
Быстро наклонившись, он поднял ключ.
«Ты хорошо знала его, когда он был ребёнком. Может быть, в твоих словах, в твоих глазах я найду ответ…»
Рагхан открыл дверь и вошёл. Тайша встрепенулась, узнав его, и не сводила с его лица тусклого, почти безжизненного взгляда. На её лице написана была тревога: наверное, все эти дни всё ждала, что явится Сильфарин – вызволять её из лап злодея-Кальхен-Туфа, а этот злодей его сотрёт в порошок…
Губы женщины задрожали, когда вождь приблизился, по щекам поползли капли слёз. Рагхан вздохнул: сердце кольнуло тонкой иглой жалости.
- Мне жаль, - быстро прошептал он. – Прости, Тайша…
Пленница почему-то вздрогнула. Мертвенная бледность покрыла осунувшееся от беспокойства лицо, в глубине широко раскрытых глаз промелькнуло что-то… что-то смутно знакомое. Она как будто поняла сейчас нечто очень важное… Но что такого он сказал?
- Что? – переспросила Тайша почти неслышно.
- Я сказал: прости.
- Нет, ты… - Она передернула плечами и заморгала. – Господи, просто показалось…
Так странно… У него было ощущение, что пленница посмотрела на него сначала с теплом, а потом – с опаской. Словно не доверяла ни ему, ни самой себе. Может быть, бедняжка понемногу сходит с ума? Но тогда и Рагхан безумен, ведь ему тоже привиделось…
Тайша сгорбилась и, закрыв глаза, с тяжелым вздохом поднесла изящную ладонь ко лбу, как будто у нее был жар. Железная цепь звякнула, браслет скользнул чуть вниз по руке, и взору Рагхана открылись розоватые мозоли на бледной коже узницы. Сжалившись, вождь присел, достал из связки ключей самый маленький – от оков – и освободил Тайшу. Та недоумённо улыбнулась, глядя в благодарностью.
- Надеюсь, тебе не очень больно, - мрачно произнёс юноша.
- Пустяки, - отмахнулась Тайша. – Ты всё так же добр.
Рагхан нахмурился и отвернулся, не вставая с пола. Добр? Видела бы она, как вчера вечером он пытал несчастных пленников, обречённых на смерть на жертвенном алтаре!
- Мне кажется, ты совсем, совсем растерян, - донёсся из-за спины голос пленницы.
Смелая. Так никто с великим вождём не разговаривает. Для всех он на то и есть великий вождь. Воплощение силы, непреклонности и властности. Никакой растерянности!
- Сколько тебе лет, Рагхан?
Он сам удивился тому, что сразу же ответил:
- Двадцать четыре.
Тихий вздох из угла. А вождь знает, точно знает, что она сейчас скажет…
- Совсем как…
- Молчи! – резко перебил он.
И Тайша замолчала. Только когда Рагхан снова развернулся к ней лицом, женщина рискнула продолжить разговор:
- Скажи: ты ведь делаешь это против своей воли?
- Что – это?
- Приносишь кровавые жертвы.
Опять она затронула эту тему! А ведь она не знает, что только вчера… и рана на его душе ещё не успела затянуться. Рагхан уронил голову на руки.
- Откуда тебе знать, что я чувствую?
- Я просто… очень долго живу на земле и разбираюсь… во многом. Мне кажется, ты растерян, - повторила Тайша. – Растерян и так одинок. Потому что нет никого, с кем бы ты мог поделиться своей болью.
Он вспыхнул и вскочил.
- Зачем перекладывать свои страдания на чужие плечи? И потом… я вождь и просто не имею права показывать своим людям, как я… унижаю самого себя.
- Неужели ни один из них до сих пор не прознал об Эйнлиэте? – удивилась Тайша.
Она, сама того не зная, нанесла вождю меткий удар в самое сердце. Что она там сказала? Одинок? Да, Тайша, ты всё верно подметила! Всё верно… Никто не знает о Хозяине, а значит, никому неизвестно о том, что происходит в гроте.
Только однажды, очень-очень давно, одна маленькая девочка по воле случая увидела тёмного посланца Ганнуса – и стала свидетельницей позора своего господина! Наверное, поэтому юный вождь всегда чувствовал робость перед нею – понимал, что она всё знает, она видела его другим. Жалким, беспомощным, как слепой котёнок… Она знала – и не возненавидела, не стала презирать, подала руку помощи, не осознавая этого, выговаривая с таким упорством слово «спасибо». А потом поддерживала, как могла, упрекала, плакала, просила… и не выдержала. Убежала от него.
Рагхан горько усмехнулся: и правильно, сколько можно терпеть такую тряпку?
Но как же тяжело!
- Тайша…
- Да?
- Я… я всё-таки расскажу тебе о цене своей свободы. Ты выслушаешь?
Прежде чем ответить женщина пристально всматривалась в глаза молодого вождя.
- Да. Мне… мне даже нужно это знать.
Рагхан провел руками по лицу и обкусал сухие губы, не зная, с чего начать, какие подобрать слова…
- Это даже нельзя назвать ценой свободы. Скорее, платой за право бороться за эту свободу. Если я хоть раз попытаюсь пойти против воли Эйнлиэта, он заберёт одну… одну девушку. То есть убьёт.