Сын Розовой Медведицы
Шрифт:
Чем выше она поднималась, тем заметнее изменялся ландшафт гор. Древовидная арча, толстая и высокая в нижних поясах, становилась приземистей, корявей, пока наконец совсем не превратилась в большие подушки, редко разбросанные по мелкощебнистым склонам, на которых ничего не росло, кроме мелкого чеснока-черемши, прозванного медвежьим.
Начинались гольцы, где даже в летнее время нередко бушевали снежные метели. Одни грифы-бородачи плавно кружили в синем прозрачном небе да изредка пролетали небольшими стайками альпийские галки. Где-то в этих местах три года назад чуть не замерз Хуги
Розовая Медведица почувствовала слабость.
Розовая Медведица, поглядывая по сторонам, стала искать подходящую нору. Она продралась сквозь непролазную путаницу горного гороха и вдруг в неожиданности замерла. С высокого места ей хорошо было видно, как у огромного валуна, через который перекатывался и искрился ручей, лежали, греясь в лучах ровного вечернего солнца, два ее любимых существа. Их она узнала сразу. Один — большой, косматый, с могучими лапами, другой — шоколадно-темный, голый, с круглой черной головой, приклоненной к бурому лохматому боку своего спутника.
— Ху-ги-и! — выдохнула медведица, и черная голова сразу поднялась, настороженно вглядываясь в ее сторону.
Как же он вырос, этот Хуги! Он был совсем неузнаваем. Рослый, сутуловатый крепыш, чем-то действительно напоминающий медведя-годовика. Вот он поднялся во весь рост, разбудив Полосатого Когтя, и неожиданно громко, угрожающе взревел:
— У-а-а! Ах!
И тогда она еще раз, как бывало раньше, оттянула губы и позвала:
— Ху-ги!
— Ай-и-и! — вырвалось в ответ изумленное.
Радостно рявкнул и Полосатый Коготь.
Хуги налетел вихрем, даже чуть испугав ее, и, пронзительно взвизгивая, стал обнимать, тычась лицом в морду и пытаясь лизнуть в черный сморщенный нос, все время крутящийся, ловящий родной, не забытый запах своего голого медвежонка.
Полосатый Коготь и тот скулил от радостной встречи, обнюхиваясь с Розовой Медведицей.
А на голой скале неподалеку, сидя на корявом суку арчи, чудесно пела синяя птица. Она воздавала хвалу вечернему солнцу.
Семья Розовой Медведицы поднималась все выше в горы. Она шла к родным местам. Медведям незачем было торопиться, и они пробирались медленно, часто делая продолжительные остановки, обильно кормясь и отдыхая.
Ни Полосатый Коготь, ни Розовая Медведица, ни Хуги даже не догадывались, что их близко видели люди и теперь ломают головы, пытаясь понять, каким образом ребенок попал в медвежью семью.
В тот день они не ушли далеко, а лишь поднялись выше и два дня паслись на сыртах. Здесь было много сурчиных нор, поздних ягод, дикого гороха, который начал уже осыпаться. Они могли бы остаться на обильных пищей сыртах и дольше, но рано утром на третий день в горах загремели выстрелы. Никогда раньше ни Хуги, ни медведям не приходилось слышать такого трескучего грома, продолжавшегося до самого полдня, и звери поспешили бежать от него. Полосатый Коготь, пожалуй, один только и понимал, что этот гром не обычный, какой бывает во время грозы, а гром, исходивший от двуногого существа, которым он умеет кусаться на расстоянии.
Банда
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Федор Борисович Дунда готовился к трудной экспедиции на Тянь-Шань.
Семь лет минуло с тех пор, как у перевала Коксу промелькнул перед ним дикий человеческий детеныш, играющий с медведями.
Эти годы не прошли даром. Федор Борисович окончил наконец университет, работал на кафедре, стал старшим специалистом Института мозга Академии наук СССР, опубликовал ряд научных статей и среди них статью «Психический барьер между человеком и животными». В ней он упомянул и о ребенке, которого видел когда-то на Тянь-Шане.
Статья вызвала шум в научных кругах, многочисленные отклики. Получил он письмо и от своего алма-атинского сослуживца, старого товарища по гражданской войне, аптекаря Голубцова.
Голубцов писал, что, проезжая недавно по Семиречью, столкнулся со странными слухами, будто бы в горах Джунгарского Алатау обитает загадочное человекообразное существо, изредка встречаемое местными жителями. Казахи называют его Жалмауызом [1] , насылающим на людей чуму, холеру и оспу.
1
Жалмауыз (каз.) - буквально: пожиратель людей.
Нет ли здесь прямой связи, спрашивал Голубцов, с описанным в статье фактом?
Письмо старого друга ободрило Дунду. Ведь большинство «серьезных ученых» упоминание о «медвежьем мальчике» встретило с неприкрытым недоверием. Федору Борисовичу пришлось выслушать не только научно аргументированные опровержения, но и прямые насмешки. Не раз вспоминалось ему, что первыми словами, с которыми он сам когда-то обратился к пылкому Скочинскому, были: «Расскажи мы об этом людям, нас всех троих попросту назовут фантазерами». Кстати, после опубликования статьи Скочинский не заставил себя долго ждать. Он прислал Дунде большое письмо. Рассказывал, что работает в Челябинске учителем географии, но готов бросить все, чтобы вновь пойти в горы, где в погоне за бандой Казанцева они встретились с той загадкой природы, которая и ему, Скочинскому, вот уже семь лет не дает покоя. Федор Борисович немедленно телеграфировал ему, что о лучшем спутнике в его любительской экспедиции он и мечтать не мог.
После сообщения Голубцова о загадочном Жалмауызе Дунда уже не сомневался, что своей экспедицией он принесет пользу не только науке, но и классовым интересам страны. Найдя мальчика, он опровергнет среди казахов религиозный миф о существе, якобы насылающем на них болезни и мор.
Однажды, проведя очередную консультацию в университете, Дунда собрался уходить домой — в свою пустую, как склеп, комнату, которую снимал в районе Марсова поля. Внезапно его окликнули в коридоре:
— Федор Борисович!