Сын Розовой Медведицы
Шрифт:
От земли поднималось пряное испарение — и это тоже было чудесно, как лесная музыка птиц.
К концу апреля Хуги вышел к родным местам. Теперь он был уже не только искусным охотником, но и закаленным воином, одержавшим славную битву на тропе сильных. С этой весны пошел ему четырнадцатый год.
Полосатого Когтя юноша нашел на альпийских лугах. Старик, хорошо отоспавшийся, но здорово похудевший за зиму, без устали трудился, разрывая сурчины.
Увидя Хуги, он сперва зарычал, сослепу не узнав его, а потом, когда разглядел, радостно кинулся облизывать. Встреча была самой родственной, самой неистовой, каких еще никогда не было. Старик совал ему нос в глаза, в уши, в рот, нигде не забывая лизнуть
Натешившись ласками, Полосатый Коготь угостил Хуги большим сурком, добытым впрок, а затем повел к опушке леса. Там разыскал огромный пень с острыми сломами и потянул лапой за продольную щепу. Щепа щелкнула и вдруг тоненько зазвучала, мелко вибрируя.
Ти-у-у-о-о-у… — мелодично неслось от нее.
А когда звук смолк, Полосатый Коготь все повторил сначала. Кто бы когда подумал, что у старика прорежется музыкальный слух и что он станет страстным любителем пенечной мелодии!
Этот концерт в честь возвращения Хуги, по-видимому, продолжался бы долго, но Полосатого Когтя подвела медвежья неосторожность. Он потянул за щепу слишком сильно, и та не выдержала, переломилась. А других, таких же певучих, больше не оказалось. По техническим причинам концерт пришлось прекратить.
Все лето, а затем и осень они прожили в своих владениях безбедно. А с началом заморозков ушли на юг. Правда, у Полосатого Когтя опять были странные поползновения найти берлогу и залечь, но Хуги вовремя увлек его за собой. Не знал он, что старому медведю, которому исполнилось двадцать четыре года, уже не так-то просто бродить круглое лето и зиму без отдыха.
В пору старения медведи обычно становятся злыми, угрюмыми отшельниками. Они никого не терпят вблизи себя, но длительная дружба с Хуги наложила неизгладимый отпечаток на поведение извечного лесного бродяги. Он не стал ни злым, ни угрюмым, а только предельно медлительным и вялым. Правда, иногда на него нападала хандра. Старик ничего не ел, от всего отмахивался и только лежал, подставляя солнцу то один, то другой бок. Потом хандра проходила, и он опять был благодушен, приветлив и до приторности ласков.
Розовую Медведицу видели всего лишь несколько раз. Медвежата выросли и ушли, как уходили прежние, а сама она подалась на зиму в одно из своих никому не ведомых путешествий.
Последняя их встреча произошла накануне миграции в чужие земли. Розовая Медведица пришла, очевидно, навестить старую берлогу, год тому назад заваленную обвалом. Хуги и Полосатый Коготь бродили неподалеку. Она встретила их приветливо: с Полосатым Когтем обменялась миролюбивым обнюхиванием, а на долю Хуги достались сдержанные ласки. Медведица тоже заметно постарела. Как-никак ей шел уже двадцатый год. Она была на склоне лет. К тридцати годам медведи обычно завершают жизненный путь. Они или заболевают бешенством, что бывает относительно редко, или, обессилев от старости, гибнут во время спячки. Но чаще становятся добычей волков, рысей и прочих не менее сильных животных. Старость зверей беспомощна и почти всегда трагична.
Хуги теперь был рослым юношей, но Розовая Медведица помнила его маленьким. Он рос и мужал на ее глазах. И хотя последнее время они виделись редко и Хуги становился все более неузнаваемым, память ее бережно хранила те годы, когда он был совсем слабым и она неусыпно должна была оберегать его от всяких случайностей и невзгод. Именно ей был он обязан тем, что сумел выжить, сумел постичь суровую науку звериных законов. Но сам уже не помнил тех лет, только знал, что она и Полосатый Коготь всегда были с ним.
За год обвальная осыпь покрылась травой, местами проклюнулись крохотные побеги клена, боярки, рябины. Как будто никакого обвала и не было Звери побродили вокруг
На этот раз Хуги сам выбирал маршрут, и старый медведь плелся за ним так же послушно, как некогда шел за ним Хуги.
Памятуя о злом умысле желтолицых, Хуги не повел Полосатого Когтя к озеру Эби-Нур. Через хребты и перевалы он повел его к снежному хребту Борохоро. Они вышли вовремя, и зима не поджимала их. Перед тем как совсем покинуть владения, Хуги направился к Старой Ели. Он помнил, какую подлость хотели сыграть с ним Бесхвостый и будущий вожак волчьей стаи Длинноногий. Бесхвостого уже давно съели сипы, а его отпрыск, взваливший на себя нелегкую ношу, теперь сам руководил набегами и был бы сильнейшим вожаком, унаследовав выдержку отца и сметливость матери, но ему мешала излишняя свирепость, он отпугнул от себя многих волков, и стая оказалась малочисленной.
Обретя уверенность в своей силе, Хуги решил изгнать Длинноногого. Всю эту округу он считал исконно своей, и если в ней продолжали жить волки, так это только благодаря попустительству Розовой Медведицы и Полосатого Когтя. Красным разбойникам не могло быть места там, где живет он.
Когда Полосатый Коготь понял, куда ведет Хуги, он остановился и замотал из стороны в сторону лобастой головой.
Но Хуги на этот счет имел свои суждения. Он подошел к Полосатому Когтю и легонько куснул за ухо, что считалось серьезным внушением на языке медведей, и старик вынужден был покориться.
Длинноногий заметил их первым и, предупреждая бесцеремонное вторжение в пределы логова, вышел вперед и остановился в созерцательно-спокойной позе. Он стоял, как пустынник-гепард, широко расставив длинные, стройные ноги.
Но Хуги бесстрашно пошел на волка. Полосатый Коготь, вздыбив на загривке шерсть, прибавил шагу и поравнялся с ним. Он был еще достаточно крепок, чтобы померяться силой не только с одним волком, но и с пятью сразу.
В десяти шагах Хуги остановился. Остановился и Полосатый Коготь, ожидая сигнала к битве.
Длинноногий так и остался стоять, как изваяние из камня, не дрогнув ни одним мускулом. Хуги сурово и неприязненно уставился в волчьи глаза. Длинноногий нагнул голову: он не выносил прямого человеческого взгляда. Этот взгляд пронизывал насквозь, испытывал волю, смелость.
Так они простояли минуты три, потом Хуги зарычал, повернулся и спокойно зашагал прочь. Полосатый Коготь облегченно хрюкнул и пошел следом.
К концу ноября они были на южных склонах Борохоро. Река Или в этот год сильно обмелела. На ней образовались мели и перекаты. Полосатый Коготь чуть не по целым дням просиживал на отмелях. Старик воспылал такой любовью к рыбе, что его за уши нельзя было оттащить от реки. Сидя на окатанном голыше, он как заведенный крутил головой, выслеживая, когда мимо проплывет рыба. И как только она появлялась, пытаясь пробиться по мелководью, когтистая лапа тотчас же бухала по воде. Чаще всего были промахи, но старик обладал завидным терпением, и оно вознаграждалось. Время от времени в лапах трепетал крупный чебак или сазан. Полосатый Коготь надкусывал рыбе голову и, выйдя на берег, засовывал ее под камень. Потом снова шел на сторожевой пост.
Как-то ему удалось выловить с десяток крупных османов. Медведь был вне себя от радости и блаженства. Когда Хуги подошел, тот доедал улов. Но старик почему-то допускал явное расточительство. Он лакомился спинками, а все остальное выбрасывал. Хуги взял одну из оставшихся рыбин, довольно нарядных по расцветке. Бока у нее были желтые с серебряным отливом, а спинка коричневая с черными и серыми пятнами. Мясо оказалось необыкновенно вкусным, хотя и не соленым, как у желтолицых. Хуги съел всю рыбину и даже высосал мозг из головы. Потом съел вторую и ел бы еще, но уже ничего не было. И хорошо, что не было.