Сын счастья
Шрифт:
Наконец головы поднялись. Мадам сухо сказала:
— За такие деньги, мои юные друзья, кабинетов вам не видать. За эту цену можно получить женщину либо у городского вала, либо на кладбище.
Она милостиво кивнула нам. Потом пальцем поправила волосы.
— Я сама возьму их в кабинет, — сказала она остальным, точно мы были глухие.
Толстуха хотела запротестовать, но раздумала. Двое других окаменели от изумления.
— Но, матушка, какой же вам смысл? — удивилась толстуха.
Мадам вздохнула.
— Нынче воскресенье.
Отступать было поздно. Слишком поздно. Даже у Акселя лоб покрылся испариной. Нас препроводили в маленькую темную комнату, тоже без окон. Я подумал, что, если случится пожар, мы из огня земного окажемся прямо в адском, — бежать отсюда не было никакой возможности.
Я хорошо знаю, как может стучать сердце. В том числе и по собственному опыту. Но в ту минуту мое сердце затихло. Дышать я тоже не мог. Это была клиническая смерть.
В комнате было слишком темно, чтобы мы могли разглядеть опрятность кровати, стоявшей посередине. За черной ширмой угадывался умывальник. Мадам принесла с собой фонарь с зажженной свечой и поставила его на табуретку за ширмой.
— Прошу вас, располагайтесь! — Она кивнула на кровать.
Аксель толкнул меня в бок, но я не двинулся с места. Он с трудом выдавил из себя улыбку.
Я сел на край кровати и смотрел на ширму, за которой скрылась Мадам. Она налила в таз воды. Потом стянула с себя свою просмоленную обшивку со спиралями. Сквозь щели в ширме мелькнула ее кожа со множеством складок. Потом она медленно натянула на себя какой-то белый хитон. Аксель судорожно глотнул воздух у самого моего уха.
Остановить это было уже невозможно. Мадам вышла из-за ширмы, освещаемая сзади неярким светом, который позволял видеть сквозь легкую ткань ее бедра и ляжки. Они колыхались. Колыхались не только они, но и вся комната.
Потом она начала медленно раздевать Акселя, разговаривая с ним, словно с одной из своих собачонок.
Она сняла с нас всю одежду, начиная от пояса и ниже. Мы даже помогали ей. Я не смел взглянуть на Акселя. Если бы Аксель запротестовал, я поддержал бы его. Но он делал вид, что все идет как положено. Мне вообще казалось, что он двигается как во сне.
Кровать была слишком узка для троих. Мы чуть не потерпели кораблекрушение. Тогда Мадам сняла перину вместе с простыней и расстелила их на полу.
Она легла между нами и стала ласкать нас, словно мы были единым телом. Ее руки обращались с нами как руки Олине с тестом.
Я думал, что не выдержу первый. Но Аксель опередил меня.
Неожиданно Мадам повернулась к Акселю задом и задрала подол хитона, из-под которого показалась белая гора. Гора кокетливо покачивалась перед ошалевшим от неожиданности Акселем.
Трудясь надо мной, Мадам предлагала Акселю другую часть своего тела! Потом она вывалила из хитона свои груди.
— Давай, давай! — властно проговорила она, уронив на меня два кожаных
Кажется, я не молился. Хотя следовало бы. Помилуй, Боже, всех нас, бедных грешников!
Аксель постепенно нашел нужный ритм у нее за спиной. Наконец черт вырвался наружу! Аксель вцепился в Мадам, как хищник, и крепко прижал ее ко мне. На некоторое время я умер, задушенный ее огромными грудями.
Можно не вспоминать об этом каждый день. Но забыть этого я не смогу никогда!
Наконец Аксель упал. Его дыхание было похоже на пыхтение паровоза, пытавшегося сбавить скорость.
А вот со мной у Мадам ничего не получилось. Я чуть не плакал от стыда. Поняв, что со мной происходит, Аксель ушел за ширмы. Но это не помогло. Я снова был в доме кожевника. Был полон неукротимых сил в умелых руках фру Андреа. Но как только Мадам пыталась помочь мне, я опадал. И это повторялось бесконечно.
Наконец Мадам сдалась. Она погладила меня по бедру и сказала, желая утешить:
— Не надо огорчаться, ты красив и молод. Твое время еще придет. Поверь мне!
Такого стыда я не испытывал еще никогда.
Наконец мы оказались на улице. Я дрожал от холодного ветра.
— Сейчас хорошо бы выпить! — сказал Аксель.
— Нет, я иду домой!
— Какого черта! Ты не посмеешь оставить меня одного! Я первый раз прошел через это!
Мы нашли погребок, который был еще открыт, и забрались в самый темный угол. Там мы хотя бы почти не видели друг друга. Наверное, мы оба были похожи на огородные пугала. Я-то во всяком случае. Как-никак, а Аксель выдержал этот экзамен.
— Я верну тебе деньги, которые ты внес, — вдруг сказал он, глядя в рюмку.
— Зачем? — буркнул я, тоже глядя в рюмку…
Впоследствии он ни разу не напомнил мне о моем унижении. Даже тогда, когда я пытался отбить у него Анну.
ГЛАВА 2
Конечно, датчане не пощадили меня и выложили мне все, что они думают о Норвегии и норвежцах! Совсем недавно шведский король Карл встретился в Копенгагене с датским королем Фредериком VII и во имя святого скандинавского братства обещал игнорировать Германский союз.
Но фанфары и высокие слова оказались пустым звуком, и, когда дошло до дела, шведы и норвежцы самоустранились.
Я был новичок в этом мире. И потому всю вторую половину года меня мучил стыд оттого, что я норвежец. Несмотря на университет, пиво и Акселя. Как-никак, а Дания осталась одна-одинешенька перед двумя большими кровожадными армиями.
Я почти перестал говорить на родном языке. Пользовался короткими заученными датскими фразами и кивками, а в остальном помалкивал. Если же моя речь выдавала во мне норвежца, мне приходилось выслушивать о непостоянстве Карла XV: когда шведско-норвежское правительство поняло, что дело обстоит серьезно, оно даже не подумало о том, чтобы защитить братскую Данию.