Сын ведьмы и коловертыши
Шрифт:
Карлос дождался пока они выйдут из комнаты, и раскрыл ладонь, собирая энергию горящих свечей. Но еще до того, как потухла последняя свечка, он увидел, как задрожал стол, усыпанный рисовыми зернышками, покрываясь паутиной трещин.
В небольшой комнате заставленной полками с книгами за письменным столом сидел пожилой мужчина с гривой седых волос. Длинный нос с горбинкой и идеально сидящий черный пиджак делали его похожим на птицу-секретаря. Человек встал и, поправив сползшие очки, подошел к полке в поисках нужной книги.
– Иван
– Разумеется, милая моя, – сказал мужчина и улыбнулся. Добродушные лучики морщинок веером побежали к темно-карим глазам. – Дети – святое. Можете и завтра не приходить. Заявление об отгуле только напишите. А я Татьяну Федоровну на ваше место посажу. Она всегда рада подработать.
– Спаситель, вы просто спаситель, – женщина молитвенно сложила руки и вышла из комнаты.
– Дети – это святое, – задумчиво повторил человек, вытаскивая книгу с полки. Сотовый телефон, поставленный на виброрежим, зажужжал на столе.
– Да, – он вернулся к нему, беря трубку. – Выехал в Москву? Замечательно. Нет, пока ничего не надо делать. Эльвира? Не стоит ее тревожить. До свидания, милейшая.
Директор музея, кряхтя, сел и положил перед собой книгу.
Иоганн Готингейм «Жизнь ведьм» – гласил титульный лист потрепанного фолианта.
Прораб с потемневшим лицом слушал нагоняй от начальства. Ему вспомнили все. И бывшие недочеты по работе, и приближающийся пенсионный возраст, и сумму штрафа, которую предприятие должно будет выплатить по его вине за два часа простоя. Попытки вставить хотя бы слово, сразу пресекались командирским окриком.
– В общем так, Степан, – подытожил директор, если мы из-за твоей принципиальности контракт потеряем, по миру пойдем. Не одного меня, коллектив под монастырь подведешь. Говорят, заказчик уже с другим подрядчиком в области договаривается. Тебе объяснять, что это значит?
– Не надо, – прораб вытер взмокший от нагоняя лоб, радуясь, что перепалку с шефом по сотовому не слышат рабочие. Всегда готовые к отдыху, они расположились на лавочках новой набережной, куря и попивая пиво.
– А если не надо, кончай дурить. Местный директор из «ОРКО» говорит, что документация из Москвы будет завтра.
– У них проблемы с факсом и электронкой? – не выдержал Степан Павлович.
– Та-а-ак, – собеседник, похоже, окончательно потерял самообладание. – Не хочешь по хорошему, получишь по-плохому. Сейчас без пяти десять. Если через пять минут не доложишь о начале строительных работ, уволю за несоответствие.
– Не сможешь, я потомственный строитель. У меня двадцать пять лет стажа, – давя нарастающую боль в сердце, сказал прораб.
– Раньше не смог бы, а теперь запросто, – начальник бросил телефон.
Степан Павлович оторвал от уха горячую от потной ладони трубку и посмотрел на строительную площадку.
– Вот черт, мне что больше всех надо? – выругался он и махнул рукой рабочим. – Кончай перекур.
Мужики нехотя пошли к машинам. Заурчали экскаваторы, распарывая ковшами землю. Тяжеловесные бульдозеры потащились к отвалам, отгребая вывернутые внутренности пустыря ближе к бетонным ограждениям.
– Ну, чего застрял? – раздосадованный прораб, направился к молодому парнишке в спецовке застывшему на набережной. – За тебя ковш никто двигать не будет. Да ты заснул, что ли? – он положил руку на плечо продолжавшему молчать парню.
– Т-там, – заикаясь, строитель показал на гладкую бетонную стену, бордюрчиком отделяющую мощенную набережную от реки.
– Чего там? – прораб просмотрел на стену и схватился за сердце.
Трещина шириной с ладонь, увеличиваясь на глазах, ползла в его сторону. Еще одна щель с легкостью пропорола бетон, направляясь к дороге. Ветвясь и расширяясь, трещины ползли уже вдоль всей набережной, выворачивая из земли цветную декоративную плитку, беспощадно разрезая асфальт.
– Скажи, чтоб останавливались, – хрипя, произнес Степан Павлович, оседая на подрагивающую землю. – Слышь, скажи. Ребятам не слышно. Моторы-то гудят, – острая боль сковала мужчину, не давая возможности двигаться, дышать и говорить.
– Мамочки, – по-поросячьи взвизгнул молодой рабочий и, не обращая внимания на прораба, побежал по дороге вдоль набережной.
Он несся, перепрыгивая с одного куска асфальта на другой. Дорога, как живая, шевелилась под ногами, охая и проседая под напором непонятной силы. Но парень не слышал ее стонов, потому что продолжал кричать. Он орал и тогда, когда громадный кусок набережной, прихватив живую добычу, плотом рухнул в реку. Вода замерла в удивлении. Плеснула волной, пробуя бетон на вкус. Потом взметнулась, рассерженная неожиданным препятствием, и накрыла собой декоративную плитку, землю, камни и нелепо барахтающегося визжащего человека.
А трещины продолжали ветвиться, откусывая от дороги новые части. Земля вздрогнула. Рабочие на площадке ошеломленно смотрели, как подъемный кран, стоящий вдалеке у пятиэтажек, медленно уходит под землю. Кто-то, догадался выключить мотор. Но было слишком поздно. Река, почуявшая добычу, прокладывала путь к пустырю. А он проседал, опадая куда-то внутрь. Техника без опоры скатывалась в образующиеся провалы. Строители, в безуспешных попытках спастись, вылезали на крыши машин, карабкались по крошащимся под пальцами склонам.
В глубине нового микрорайона тетки на скамейке у подъезда жаловались на жару.
– Шуму-то от этой стройки, – ворчливо произнесла толстая бабка в давно не стираном халате.
– И не говори, Ильинична, – поддержала ее сухонькая старушка, прислушиваясь к нарастающему гулу со стороны реки.
– Уходите, уходите! – подскочила неизвестно откуда появившаяся безумная Тина, хватая женщин за руки.
– Иди себе, дурочка, – бабка вытерла руку о грязный халат и обратилась к собеседнице. – Вот дал Бог радость ее мамаше. Эта полоумная второй день здесь бегает и орет.