Сын воды. В стране райской птицы. Амок
Шрифт:
Правда, корабль, не видя цели, временно прекратил огонь. Но у противника на суше и без него было достаточно оружия, в том числе три пулемета, захваченных у инсургентов. И все же Сурат не падал духом.
— Товарищи! — закричал он. — Размещайтесь вон там! Ничего они нам не сделают. Если пока и не удалось прогнать их, то удержаться мы можем!
Однако многие повстанцы все-таки растерялись. Насколько быстро поднималось у них настроение от успеха, настолько быстро и падало от неудач.
Надо сказать, что и у Сурата невольно сжималось сердце: враг был уже рядом с временным складом оружия.
И вдруг частая пальба послышалась с той стороны, — одновременно било несколько пулеметов. Враг на фронте приостановил наступление.
— Слышите, братья? — крикнул Сурат. — Это пять наших товарищей так воюют! Неужели мы не справимся с этими?!
Он поспешил по-новому разместить бойцов и усилить фронт. Очень не хватало пулеметов, и Сурат начал сокращать линию обороны, продвигая ее ближе к морю, чтобы соединиться с товарищами, охраняющими пещеру.
Жаркая стрельба оттуда на время сковала инициативу противника и позволила Сурату осуществить свой план. После этого он бросился к ближайшему пулеметному гнезду, удачно разместившемуся среди скал, и увидел в нем… Гейса! Тот один держал под непрерывным огнем подход на полкилометра, а дальше находилось второе такое же гнездо, за ним — еще три…
— Гейс?! Откуда ты взялся? — вскрикнул Сурат.
— Потом, потом, — торопливо ответил Гейс. — Скорее пришли человека на мое место, а мы начнем и дальше делать такие же гнезда. Там сидит Салул, за ним еще три товарища, а двое обслуживают нас. Пока враг не знает, сколько нас, он боится лезть, но долго так продолжаться не может.
Корабль, на этот раз крейсер, маневрировал вблизи берега, наблюдая за боем, но принять в нем участие не мог, так как ничего не видел среди скал и деревьев. Особенно сейчас, когда по звукам было видно, что линии фронта перемешались.
Между тем противник заметил, что между группой пулеметов и фронтом на востоке остается более тихий участок. Сюда и нанес он свой удар, отрезав Сурата, Гейса, Салула и еще десяток бойцов от основных сил отряда повстанцев.
Через несколько минут прибежал Салул, поручивший свой пулемет другому товарищу.
— Я принял меры, чтобы в последний момент поднять на воздух весь наш склад, — хмуро сообщил он.
— Ну что ж, — пожал плечами Гейс, — если больше ничего не останется…
Его прервали новые выстрелы слева — чаще, ближе… Было видно, как солдаты противника поворачиваются в ту сторону…
— Неужели помощь? — прошептал Сурат.
Салул и Гейс промолчали, внимательно всматриваясь в разгорающийся бой. И вдруг оба вскочили:
— Это Пуан! Наш отряд из Бантама! Но у них очень мало винтовок. Скорей!..
И они побежали вперед.
Страшно удивился голландский отряд, услышав выстрелы у себя в тылу. Вначале голландцы подумали, что это горсточка инсургентов пробралась туда, но когда увидели, что не менее двухсот повстанцев перешли в атаку, им осталось лишь бегством спасать свою шкуру. Сделать это было нелегко, так
Напрасно бросались они то в одну, то в другую сторону: везде из-за скал их встречал огонь многократно превосходящего противника. Круг постепенно сужался…
— Сдавайтесь! — крикнул Салул.
Солдаты только и ждали этого приказа: все побросали винтовки и подняли руки.
— Подходите по одному!
Подошли тридцать два человека. Четверо осталось лежать раненными. Не хотел подходить только голландский офицер: он сжимал в дрожащей руке револьвер, будто раздумывая, стрелять во врага или в самого себя.
— Бросьте оружие! — крикнул ему Салул. — Мы возьмем вас в плен, чтобы потом обменять на своих. Лучше сдавайтесь!
И офицер, наконец, бросил револьвер, а потом и шпагу.
Кроме офицера, все пленные оказались яванцами. Они были рады, что дело окончилось так благополучно, и смотрели на победителей хоть и без страха, но с явно виноватым видом.
— Товарищи! — обратился к ним Салул. — Вы знаете, кто мы такие и за что боремся. Знаете, за кого боретесь вы! — Эти слова Салул произнес с ударением. — И все же вы — наши братья, и вреда мы вам не причиним. Пусть каждый прислушается к своей совести и решит: идти ли ему домой, — понятно, без оружия, — или остаться у нас. Мы подождем ответа.
Можно себе представить, что пережили пленные в эти минуты. Все они в глубине души сочувствовали своим самоотверженным братьям, желали им успеха, но пойти против закона, рисковать, — на это отважишься не сразу. И немногие подумали в этот момент о том, что они и без того рисковали — и будут рисковать своей жизнью, но — во имя чуждых яванцам интересов…
Решил дело один очень простой аргумент: если они и вернутся, но побежденными, безоружными, оставив в плену своего офицера, все равно их посчитают изменниками. А значит, и ждет их всех та же судьба, что и туземцев из команды «Саардама», сохранивших верность голландцам. Выход один: остаться здесь. И пленные, посовещавшись, так и заявили об этом.
Радостно зашумели повстанцы, обступили их, начали поздравлять. Радость охватила и новобранцев: они почувствовали себя так, будто сбросили с плеч тяжесть, будто после долгого шатания по чужбине вдруг очутились на родине, среди близких людей!
А корабль слышал, что борьба закончилась, но не знал, кто же кого победил. Никто на крейсере, конечно, не думал, что «толпа бунтовщиков» сможет победить правительственные войска!
Инсургенты начали подбирать убитых, раненых, оружие. А командиры в это время собрались на совещание.
Как ни хотелось каждому узнать, что же произошло за это время с другими товарищами, прежде всего нужно было обсудить создавшееся положение.
Но тут опять послышался пушечный выстрел: корабль, не дождавшись от своих радостного известия о победе, вызывал инсургентов на бой.
— Давайте молчать, — предложил Гейс. — Не стоит, да и опасно связываться с ними: могут случайно угодить в наш склад. Раз десять выстрелил крейсер наугад, но, видя, что толку от этого мало, вынужден был уйти.