Сын
Шрифт:
Саня видит, что и учителя его жалеют. Как-то в перемену к нему подошел старый учитель математики Петр Андреевич, положил свою тяжелую руку на плечо и сказал:
— Слышал я, Рябинин, что ты плохо стал учиться. Зачем же так? Ты умеешь думать, так подумай о себе. И о матери подумай, ведь вся ее жизнь в вас, в детях. Если сильно отстал по математике, приходи, я с тобой позанимаюсь.
Петр Андреевич старый, больной, математику ведет в других классах, а ему, Сане, способному лентяю, предлагает помощь. Стыд!
Когда-то Саня был первым по успеваемости — это в пятом и шестом классах.
Он всегда боялся, что, пока растет, все интересные дела в стране будут переделаны. И торопился все узнавать, учиться. Он гордился (и им гордились мать и сестра), что был начитанным. Теперь он почти ничего не читает и даже газеты иной день не смотрит.
Жизнь стала скучной и неинтересной. Он добровольно превратил себя в болвана, шпаргалочника и ничтожество. Его стыдят в школе и дома, ругают, жалеют: «Ах, как ты похудел!» Никто как будто не понимает, что человека надо не жалеть, а уважать!
Уважать? А за что?
В мечтах Саня не раз бывал самым лучшим изобретателем, самым знатным рабочим, самым известным писателем, чемпионом мира, совершал удивительные подвиги. И не раз представлял, как Председатель Президиума Верховного Совета вручает ему орден или даже Золотую Звезду Героя. Ух! От такой мечты дух захватывало. И как приятно думалось о том, что все будут им гордиться — мать, Ирка и тот же Мишка Фролов. Мария Петровна начнет рассказывать в больнице, что живет в одной квартире с тем самым Александром Рябининым…
Теперь он так обокрал себя, что даже и мечтать ни о чем не смеет. А кругом такая интересная жизнь!
Что видел какой-нибудь средневековый мальчишка? Осликов, на которых люди ездили? Церкви? Да что средневековье! Еще в начале этого века не было ни настоящего электричества, ни радио, ни, конечно, телевизора. А теперь все это есть. Есть самолеты быстрее света, есть самолеты, которые управляются по радио с земли, есть лучшие в мире электростанции. Скоро построят ракеты, которые полетят на другие планеты. С помощью невиданных машин люди пророют землю до страшной глубины, изобретут такие скафандры или что-то еще и освоят все морские глубины. Ему, Сане, повезло, что он живет в такое время да еще в такой стране. Ведь сколько людей на свете завидуют советской молодежи!
А он, Саня Рябинин, советский школьник, лежит без сна в постели, жалкий, испуганный, ни на что не способный. А ведь даже сейчас, в этот момент, ночью, многие люди совершают подвиги. Кто-то стоит за капитанским мостиком и ведет в океане советский пароход. Кто-то сидит за штурвалом самолета и летит к Москве вместе с солнцем. Где-то в больнице хирург делает операцию, спасает жизнь человека. На дрейфующих станциях Северного полюса и в Антарктиде работают ученые. На строительстве электростанций на Волге в ночной темноте сверкают огни электросварок. На границах стоят пограничники — прислушиваются, не пытается ли проникнуть в нашу страну шпион. Всем этим отважным людям хорошо, они чувствуют себя нужными, полезными, не то что он, Рябинин.
Появилось много рассказов писателей, побывавших в разных странах. Как это интересно! Хорошо, если б и Сане когда-нибудь удалось совершить путешествие.
Строить, летать, путешествовать! И это не
Какая глупость! Связался с лентяем, позером, дрянью и вообразил, что нашел интересного друга. Довольно, хватит! Игорю он больше не друг! Надо учиться, надоело бездельничать.
Но кому рассказать об Игоре, о сувенирах, об истории с машинами? Как сбросить с себя этот тяжелый груз?
Глава XII
Сергей Владимирович
Татьяна Михайловна тихо постучала в дверь. Но в кабинете директора шел оживленный разговор собравшихся учителей, и ее стука никто не слышал. Тогда она приоткрыла дверь и заглянула. Тимофей Николаевич увидел ее:
— Входите, пожалуйста, и садитесь.
Она села на стул у стены, тут же, около двери.
За длинным узким столом, покрытым зеленым сукном, сидели учителя. Заседание педсовета еще не началось, ждали опоздавших, и каждый занимался чем хотел.
Сергей Владимирович, по близорукости низко наклонившись над столом, заполнял классный журнал. Обычно Татьяна Михайловна видела его днем, в перемены. Он казался ей крепким и молодым. А сейчас, в конце рабочего дня, у него усталое лицо с глубокими морщинами, и невольно подумалось: вероятно, ему уже около пятидесяти лет.
Учительница математики Пелагея Антоновна, которая в седьмом классе была классным руководителем у Сани, разговаривала с учительницей истории. Пелагея Антоновна сияла своей улыбкой, серебристой сединой, белоснежной блузкой, чистой, голубого цвета вязаной кофтой и голубыми ласковыми глазами. Когда бы Татьяна Михайловна ни видела Пелагею Антоновну — утром, вечером, в праздничный день или в будни, — она всегда была вот такой же свежей и сияющей. А ведь ей далеко за пятьдесят.
Учительница истории, с красивым именем Альбина — Альбина Александровна, сидела скучная, вялая и усталая, съежившись, закутанная в грубый серый платок, как будто ее знобило. Работать Альбине Александровне трудно — ребята совсем ее не слушаются, на уроках шумят.
Учитель географии Илья Львович, красивый, стройный, как всегда, с палкой-указкой, равнодушно слушает Клавдию Ивановну, которая что-то тихо шепчет ему на ухо. Татьяне Михайловне показалось, что Клавдия Ивановна вербует себе союзников против нее.
Директор, Тимофей Николаевич, сидя за своим письменным столом, разговаривал с завучем — Надеждой Алексеевной. Старый математик Петр Андреевич, опершись на свою палку, дремал и был похож на дедушку Крылова.
За короткий срок подошли опоздавшие, последней — учительница химии, как видно, из магазина, с хозяйственной сумкой, которую она смущенно засунула под стул.
— Ну что ж, начнем наше заседание, — сказал Тимофей Николаевич, постучав карандашом по столу. — Сегодня мы поговорим об итогах первой четверти, о том, как повысить успеваемость во второй четверти. Есть, как говорится, и персональный вопрос о двух «персонах» — Дичкове и Рябинине. Мать Рябинина здесь, а у Дичкова мать больна, отец не живет в Москве. Сами «герои», вероятно, дожидаются в коридоре. Начнем с этого вопроса. Предоставим слово классному руководителю девятого «Б» — Клавдии Ивановне.