Сыновья Беки

Боков Ахмед Хамневич

И может, лошадь проехала бы через овраг и ушла далеко, но., на счастье, одно колесо арбы глубоко врезалось в глину, а сил у мерина не было, вот он и стоял на месте, понурив голову с отвислой, как у Сями, нижней губой.

Хасан радовался недолго. Через мгновение он уже колотил конягу и кричал:

– Ах, чтоб ты сдохла!

Мерин взмахнул головой и опять понурился, словно шейные позвонки у него переломаны.

Братья стали подгонять его, тянуть за подпруги. Мерин и сам силился сдвинуться с места, но ничего у него не выходило. И тогда, как бы поняв тщетность

своих усилий, он снова безвольно опустил голову.

Долго бы им пришлось повозиться, да, на счастье, из лесу возвращался Сями. Переехав мост, он спешился и подошел к детям.

– Вы откуда едете? – спросил Сями.

– Ниоткуда! – смущенно опустил голову Хасан.

Стыдно ему было рассказывать о случившемся.

– А как же вы сюда угодили?

Ни Хасан, ни Хусен не ответили.

– Вон ведь мост рядом! Зачем было в овраг загонять беднягу? – не унимался Сями.

– Это не мы. Она сама…

– Что же, вожжей у вас нет?

– Мы на кладбище ходили… – вставил Хусен.

– А тебя не спрашивают, – оборвал брата Хасан.

Сями взялся за конец оглобли сзади.

– Ну-ка, подгоняйте лошадь! – сказал он и напрягся.

Колесо, что увязло до самой ступицы, стало подаваться. Лошадь потянула из последних сил. Арба вылезла. Хасан развернул ее. Сями удивленно посмотрел на мальчика.

– Вы разве не в село?

– Нет, мы в лес едем.

Подойдя поближе, Сями притянул Хасана к себе и, хотя вокруг никого не было, зашептал на ухо:

– Заедешь в Тэлги-балку, там по правую сторону дороги лежат нарубленные дрова, – он хихикнул. – Это я оставил. Забирай их.

– Мне чужие дрова не нужны, – замотал головой Хасан.

– Элмарза вчера ночью отобрал их у людей. Это не его дрова. Забирай их смело. Только никому не говори, что я тебе об этом сказал. Слышишь? Молчок! – и он приложил палец к губам.

– Элмарза поймает…

– Он в Пседах уехал. Вернется только вечером.

– Нет, нет, – снова замотал головой Хасан и тронул лошадь.

– Ну и дурак! – махнул рукой Сями.

Не успели братья доехать до леса, пошел дождь. Он уже больше двух недель висит тяжелой завесой над Алханчуртской долиной: то пойдет, то перестанет. Но на этот раз он, похоже, шутить не собирается. Делать нечего, назад поворачивать нельзя – нужны дрова.

– Хасан, ведь дождь идет… – Хусен посмотрел на брата с надеждой.

– Ну и пусть идет. От дождя еще никто не умирал, – ответил Хасан равнодушно.

Дрова, о которых говорил Сями, и правда лежали на месте. И почти у самой дороги. Чего проще, нагрузить их на арбу и без хлопот повернуть назад. Но мальчики не решались притронуться к чужому, так их с детства приучили. Только с жадной завистью посмотрели они на дрова и проехали мимо. Ребята были уже на опушке, когда дождь, сначала только смешавшись со снегом, постепенно совсем уступил свои владения белому вестнику зимы.

– Хасан, снег! Видишь, снег! – закричал Хусен.

– И чему ты радуешься?…

А разве не радостно? Первый снег – всегда счастье для детей. Сразу вспоминаются санки, ледяные горки и уж конечно не то, что, может, и на ноги надеть нечего.

Вот

и Хусен радовался. Он тоже не думал ни о полуразутых ногах своих, ни о нетопленной комнате.

Хусен был еще в том возрасте, когда, несмотря на все беды жизни, думают больше об играх, чем о хлебе насущном.

В другое время и Хасан еще порадовался бы снегу. Но сейчас старший из братьев по-настоящему осознал себя главой семьи, хозяином. А для хозяина ранняя зима всегда некстати.

Снежинки пока еще не залеживались. Едва прикоснувшись к земле, они таяли и исчезали без следа, но падали очень густо. И все-таки Хасан взял топор и упрямо углубился в лес.

До чего же противно в такой день в лесу. После каждого удара топора с веток низвергается целый поток. Крупные капли, скользнув по мокрой шапке, скатываются за ворот.

Хусену его работа кажется еще тяжелее. Хасан стоит на одном месте и рубит, а ему надо перетаскивать дрова к арбе. Одежонка промокла до нитки, в чувяках хлюпает вода. Чтобы меньше ходить, Хусен дожидается, пока Хасан нарубит побольше дров. Но едва Хасан увидит, что брат стоит, сразу кричит:

– Не стой на одном месте, замерзнешь!

Потому он и сам работает без передышки.

Когда убили отца, дети плакали. Очень горько плакали, но тогда они еще не понимали, как он нужен им и какой трудной будет жизнь без него…

Сиротская доля день ото дня все больше и больше давала себя знать.

На минуту оторвавшись от работы, Хасан вдруг увидел, что склоны и впадины вокруг будто укрыты белым покрывалом. Занятый делом, он и не знал, как много снегу навалило, к тому же из лесной чащи не так все заметно. Дольше оставаться в лесу небезопасно. Хасан это понял и стал собираться. Быстро побросав все дрова на арбу, ребята двинулись к дому. Нарубить успели очень мало. И почти все – кривые орешины. С такими дровами людям на глаза стыдно показаться, да и хватит их едва на неделю…

Хасан невольно вспомнил слова Сями. Те дрова ведь и правда ничьи. Элмарза отобрал их у людей. И раз Сями не смог все увезти, – значит, кто-нибудь другой подберет, а может, под снегом останутся и вовсе пропадут. «Говорят, взять чужое – грех. А почему тогда Элмарза берет чужое, если это грешно?…» Хасан совсем запутался.

Наконец добрались до злосчастных дров. Оба брата шли пешком. Мерин, как всегда, домой возвращался быстрее, и подгонять его не приходилось. Он, видать, тоже спешил скорее укрыться в сарае от холода. А потому остановить его удалось не сразу…

Когда Хасан подошел к дровам, Хусен вздрогнул от неожиданности.

– Это же чужое!

– Ну и пусть чужое!

– А если кто-нибудь увидит?

– «Увидит, увидит»! Хватит болтать! Иди лучше помоги мне!

Дров оказалось не так уж много, едва до края борта нагрузили. Но это, может, и к лучшему. Будь их больше, пришлось бы увязывать. А силы у ребят не такие, чтобы с этим справиться.

Хасан тронул лошадь, а сами они пошли рядом. Правда, Хусен хотел было усесться на арбу, но брат не позволил ему.