Сыновья Беки
Шрифт:
– Хасан, кто ее спрятал туда? – спрашивал он не раз.
– Бог сбросил с неба! Тебе-то какое дело, кто спрятал? Теперь она наша, и все!
– Это, наверно, Дауд спрятал!
– Может, и Дауд.
– А когда он вернется, мы отдадим ему винтовку?
– Отдадим, если вернется. Пока ты лучше прикрой свою пищалку, – и Хасан придавил нижнюю челюсть Хусена к верхней, – не то винтовка ни нам не достанется, ни Дауду.
Хасан думал не о том, чья это винтовка и придется ли отдавать ее хозяину. Ему было важно одно: у него есть винтовка – и это сейчас главное. Жаль вот только, стрельнуть
Как-то Кайпа решилась попросить Исмаала привезти ей из лесу хвороста и жердей потолще для крыши.
– Нани, ты попроси арбу, а Маи [32] пусть не едет. Он сам не ну жен. Мы с Хусеном сами привезем жердей, – настойчиво уговаривал Хасан.
Радость-то какая! Поедут одни – винтовку можно взять с собой.
– А мы одни поедем! – сказал мальчик, когда Исмаал приехал на арбе.
Но Исмаал посмотрел на него и широко улыбнулся, обнажив свои кривые зубы.
32
Уменьшительное от имени Исмаал
– Жерди, которые ты привезешь, будут годиться разве только на курятник.
Слова эти очень обидели Хасана, но старшему обиду не выскажешь, а Исмаалу тем более.
– Не горюй, что со мной поедешь, – похлопал его по плечу Исмаал, – я тебе такой лес покажу, какого ты еще никогда не видел.
Хусен тоже было собрался в дорогу, но Кайпа не пустила его, сказала, что нужен ей дома. Хусен знал, зачем он нужен: не для какого-нибудь важного дела, а Султана укачивать. Ох, и когда же он избавится от этой люльки!..
Сначала заготовили колья и жерди. Исмаал остался рубить хворост, а Хасана отправил домой. Да велел торопиться – скорее обернуться туда и обратно.
Дорога в лесу плохая. Иной раз колесо проваливается по самую ступицу. Какой-нибудь кляче и не выбраться. Но у Исмаала мерин сильный. Хасан едет и тихо напевает. Когда ехали в лес, пел Исмаал, а Хасан только слушал.
Исмаал даже русскую песню пел. Только Хасан ее не запомнил. А ингушских песен он знает немного, но все больше без слов. Да и вообще он не мастер петь. А на людях так даже стесняется. Вот и сейчас, завидит человека или просто стук топора услышит, тотчас замолкает.
Наконец выехал из лесу. Неподалеку от дороги стоял шалаш. От него навстречу Хасану ехал всадник. Он внимательно осмотрел прямые, как шомпола, жерди и проехал мимо. Перед Хасаном проплыли знакомая борода и щеки цвета спелой земляники. Мальчик весь задрожал. «Вот бы сейчас винтовку!» – подумал он и тут же вспомнил, что, и будь она с ним, все равно ведь стрелять еще не умеет. Ну да ладно, Саад от него не уйдет. Надо только поскорее научиться стрелять, а главное – целиться как надо. Вон Хамзат в собаку стрелял – и то целился!
…Когда вечером, уже вдвоем возвращаясь
– Похоже, Саад опять эту балку занял, – нарушил молчание Исмаал.
– Я видел его здесь, когда днем проезжал, – сказал Хасан.
– Убрать бы надо этого мерзавца, – проговорил едва слышно Исмаал, – да сила на его стороне…
«Ну и пусть на его стороне, – подумал Хасан, – вот только научусь стрелять, тогда посмотрим!»
11
Хусен уже давно не видит Эсет. С тех пор как он тогда прогнал ее, девочка не приходит к плетню, и на улице ее не видно. Хусен теперь играет только с Зали и Мажи. Они близнецы, но Зали крупнее брата – и ростом повыше, и полнее. Гойберд часто ругает ее: «Ты уже большая, присмотрела бы за домом, чем играть с малышами». Он, видно, забывает, что Зали не старше Мажи.
А Зали и без отцовских наставлений делает всю домашнюю работу. Только изредка удается ей поиграть с ребятами. Кроме нее, некому подмести, приготовить еду, починить, поштопать. После смерти матери все заботы по дому легли на плечи девочки. У Хусена теперь тоже не много свободного времени. С тех пор как перестраивают дом, он только и знает, что с Султаном нянчится. А иногда, когда младший брат не ноет, и матери помогает.
Вот и сегодня. Он подает ей глину, а Кайпа обмазывает стену уже изнутри. Хасан месит глину в яме. Ему изрядно надоела эта работа. Он решил вместе с Рашидом наняться купать угрюмовских овец, но мать воспротивилась.
– Уже осень на пороге, кончать надо с домом. Не зимовать же нам у чужих людей.
– Да разве мы одни справимся!.. Уж когда Алайг кладку закончил, а мы все никак стены не обмажем, – ворчал Хасан. – Говорю ведь, белхи надо созвать.
– И для белхи хватит работы, крышу ведь еще будем мазать. К тому же людей кормить надо. А чем?
Хусен никогда не перечил матери. Видя ее вечно испачканное глиной лицо с ввалившимися глазами, он очень жалел мать и старался угодить ей во всем. Даже люльку часто качал безропотно. Султан ведь не только днем хныкал. Он и ночами ревел. И тогда уже люльку качала мать. А чуть свет, не выспавшаяся, она вставала и снова принималась за работу. Да еще и по дому ей все надо сделать, и зерна намолоть на ручной мельнице. А это ой как нелегко.
Хасан тоже жалел мать. И вовсе не из лени он рвался купать овец. Ему хотелось заработать немного денег. Он верил, что так сможет принести больше пользы дому. Говорят, помещик платит пятнадцать копеек за день.
Хусен, которому всегда хочется делать то же, что и брату, на этот раз даже не заикается о том, чтобы и ему пойти с Хасаном. Он знает: об этом и думать нельзя. Мать одна и вовсе ничего не сделает, Султан не даст.
– Нани, а почему нам никто не помогает? – с грустью спрашивает Хусен.
– Сейчас горячая пора в поле, сынок, – отвечает мать, – люди убирают урожай. Это дело такое: на день запоздаешь – лишний месяц голодным сидеть будешь. У каждого свои хлопоты.
– И Алайг не пришел! – глубоко вздохнул Хусен.