Сыновья Горгоны
Шрифт:
Сделав запись в журнале о проведенных стрельбах, Юркин захватил бинокль и отправился к вахтенному на вышку, остальные занялись чисткой оружия.
Остаток дня прошел в обыденных делах, а вечером, после отбоя, когда все свободные от вахты улеглись на жесткие топчаны, старшина свернул самокрутку, закурил и обратился к лежащему рядом Вихрову.
– Сань, – травани чего-нибудь на сон грядущий.
– Это можно, – чуть подумав, ответил тот. Радист отличался неиссякаемым чувством юмора и в свободное от вахты время развлекал друзей всевозможными морскими байками,
– Наш «охотник» зашел тогда в Полярный, – закинув руки за голову, начал рассказчик. – Ну, и что б братва не бузила, (в увольнения не пускали) замполит решил устроить соревнования с моряками из подплава. Рядом с нами, на пирсе, стояла «щука». Он сходил на нее и поговорил там со своим коллегой. Тот и предложил перетягивание каната. Как самый популярный вид спорта на флоте. После «козла», естественно. Оговорили все вопросы и определили приз – десять банок сгущенки.
Утром, после завтрака, все наши, кроме вахтенных и команда лодки собрались на пирсе.
Боцмана притащили мягкий швартов и растянули по пирсу. Затем с разных сторон за швартов ухватились по десять крепких мореманов и, по знаку судьи, стали тянуть его в разные стороны. А мордовороты еще те, многие «огребали полундру» по седьмому году.
Канат натянулся как струна и с переменным успехом стал ползти то в одну, то в другую сторону. Все это время толпа собравшихся на пирсе болельщиков, подбадривала спортсменов и оглушительно орала. Большинство прочило победу подводникам. Ребята там были поздоровше.
Но ни тут-то было, мы пошли на хитрость. Еще до сигнала судьи, трюмный с «охотника» – Вовка Ландик, находившийся среди болельщиков, незаметно захлестнул конец швартова позади нас, за неприметную «утку» на пирсе. И всякий раз, когда победа клонилась на сторону противника, она стопорила ход каната. Это давало нам несколько секунд передышки, и мы тащили его обратно.
В один из таких моментов, когда противник чуть выдохся, наш боцман дал отмашку и, чуть попустив швартов, мы резко рванули его в сторону. Не удержав равновесия, подводники, в полном составе, повалились на пирс и были утащены за роковую черту. Мы уж предвкушали радость победы, но не тут-то было. Ландик не успел освободить швартов и судья засек, что он привязан к «утке». Дело едва не дошло до драки, но помешали офицеры. В итоге Вовку отправили на «губу» и приза нам не досталось.
Но самое интересное то, что «утку» подводники своротили почти напрочь. И это при том, что она рассчитана на удержание корабля!
– М-да, – задумчиво пробормотал старшина, покуривая самокрутку – это все от нервов.
– Как это? – спросил кто-то из молодых.
– А очень просто. При нервном напряжении, сила удваивается. Я сам знаю один такой случай.
– Расскажите, товарищ старшина, – попросил сверху Папанов.
– Стрелять ты Серега не горазд, а байки слушать любишь, – хмыкнул Юркин.
– Да, ладно, Жора, чего там, расскажи, – поддержал матроса Вихров.
Ну, так и быть, слушайте.
Было это в Новороссийске, в самом начале войны. Я тогда служил комендором на эсминце,
Только пришли в квадрат, а тут из-за облаков тройка «фокке-вульфов»* и прямо на корабль. Делать нечего, командир стал маневрировать, и мы приняли бой. Я был первым номером на зенитном автомате. Ну, гвоздим изо всех калибров по немцам, они по нам. Бомбы ложатся почти у борта, вода кипит, по надстройке то и дело чиркают осколки.
А на корме у нас, под брезентом, снаряженные для постановки мины. Один осколок туда, и пиши пропало. При очередном заходе, одного «фоку» мы сбили, стало чуть легче. И тут вижу, что этот самый брезент горит. И торпедист Лешка Цаплин, пытается его с мин содрать. Не помню, как, но я рядом оказался. Сорвали мы брезент кое-как и в сторону оттащили. А на одной из мин краска пузырится и изнутри дым валит, вот-вот рванет. Что делать?
Схватили с Лехой ее за рымы*, подняли и сбросили за борт. После возвращения командир нас лично поблагодарил и предложил показать на месте, как мы это все проделали. И такую же мину мы не то, что поднять, сдвинуть с места не смогли. Такие вот дела.
– Да-а, – протянул, радист. – Это точно все от нервов.
– Товарищ старшина, – раздался с нар голос Ларина. – А «Отвага» у вас за тот бой?
– Нет, – ответил Юркин. – Ее я уже в морской пехоте получил. А теперь отбой. Всем спать. Утро вечера мудренее.
Через неделю Вихров, ведающих помимо прочего выдачей продуктов, сообщил Юркину, что их в обрез.
– Осталась только крупа, чай и сухари. Хватит дня на три, – заявил радист. – Что-то старлей к нам не торопится. Может дать в штаб радиограмму?
– Пока повременим, – ответил старшина. – Там без нас забот хватает. Завтра с Вылко сходим на охоту, он в соседнем заливе нашел лежбище нерп.
– А разве этого зверя едят?
– Вылко говорит едят, и мясо у них будь здоров. Питательное и вкусное.
– Петька, – подошел Вихров к ненцу, который сидя на корточках у печки, подбрасывал в нее плавник, – а нерпу шамать* можно?
– Ну да, – кивнул тот стриженой головой. – Молодой нерпа очень вкусный. Почти как цыпленок.
– А как ее готовить?
– Мал – мал варить или жарить.
– И все?
– Все. Потом можно кушать. И лучше всего со спиртом, – хитро прищурился матрос.
– Так и быть, дам тебе грамм пятьдесят из «НЗ», – сказал Юркин. Если подстрелишь ее. Эту саму нерпу.
– А почему нет? Подстрелю. Был бы спиртяшка.
На следующее утро, старшина и Вылко, потеплее одевшись и прихватив карабины, на лыжах отправились в сторону невысокой гряды скал, за которыми находился залив, где предстояла охота.
Спустя час их темные фигуры чернели на заснеженном склоне. Поднявшись на гряду, моряки передохнули и, оттолкнувшись палками, заскользили вниз. На берегу, у россыпи скал, они сняли лыжи и, оставив их у приметного валуна, пешком двинулись вперед. Шли осторожно, у самой кромки прибоя. Обходя нагромождения молодого льда, в котором изредка встречались плавник* и водоросли.