Сыновья и любовники
Шрифт:
Два приятеля весело отправились в Блэкпул. Когда Пол на прощанье поцеловал мать, она была оживлена. Уже на станции Пол забыл про все заботы. Четыре дня выдались безоблачные — ни единой тревоги, ни единой мысли. Молодые люди просто жили в свое удовольствие. Пола словно подменили. Ничего не осталось от него прежнего — не тревожили ни Клара, ни Мириам, ни мать. Он всем им писал, матери письма самые длинные, но веселые, читая их, она всякий раз смеялась. Сын прекрасно проводил время, как и положено молодому человеку в таком
Пол веселился вовсю и с удовольствием предвкушал, что побудет с матерью в Шеффилде. Один день с ними проведет и Ньютон. Поезд опаздывал. С шутками, смехом, зажав в зубах трубки, молодые люди вскочили со своими чемоданами в трамвайный вагон. Пол купил матери воротничок из настоящих кружев, вот станет она носить обновку и можно будет ее за это поддразнивать.
Энни жила в славном домике, по хозяйству ей помогала девочка-служанка. Пол весело взбежал на крыльцо. Он надеялся, что мать, смеясь, встретит его в прихожей, но дверь отворила Энни. Казалось, она ему не рада. На миг он замер в смятении. Энни подставила ему щеку.
— Мама больна? — спросил он.
— Да, не совсем здорова. Не огорчай ее.
— Она лежит?
— Да.
И тогда странное чувство охватило его, будто солнечный свет погас у него в душе и все объяла тень. Он поставил чемодан и кинулся вверх по лестнице. Несмело отворил дверь. Мать сидела в постели в темно-розовом халате. Она посмотрела на сына робко, с мольбой, будто стыдясь самой себя. Мертвенная бледность разлита была по ее лицу.
— Мама! — сказал Пол.
— Я уж не чаяла тебя дождаться, — весело ответила она.
Но он лишь упал на колени подле кровати, зарылся лицом в одеяло и сквозь мучительные рыдания повторял:
— Мама… мама… мама!
Исхудалой рукой она медленно гладила его по волосам.
— Не плачь, — говорила она. — Не плачь… это пустяки.
Но ему казалось, это его кровь выходит слезами, и он рыдал от ужаса и боли.
— Не плачь… не плачь, — слабым голосом повторила мать.
И медленно гладила его по волосам. Потрясенный до глубины души, он рыдал, и каждая клеточка его тела болью отзывалась на эти слезы. Наконец он затих, но поднять голову не решался.
— Как ты поздно. Где ты был? — спросила мать.
— Поезд опоздал, — ответил он невнятно, все еще уткнувшись в одеяло.
— Вечно он опаздывает, этот несчастный лондонский! Ньютон приехал?
— Да.
— Ты, конечно, голодный, а вас ждет обед.
Пол с усилием поднял голову, посмотрел на мать.
— Что у тебя, ма? — без обиняков спросил он.
— Просто небольшая опухоль, мой мальчик, — ответила она, отведя глаза. — Ты не беспокойся. Она появилась… эта шишка… уже давно.
И опять он не сдержал слез. Ум был ясным и жестким, но тело сотрясали рыдания.
— Где? — спросил он.
Она приложила ладонь к боку.
— Вот здесь. Но ведь
Пол поднялся, растерянный, беспомощный, как дитя. Может, все так, как она сказала? Да, заверял он себя, так и есть. А меж тем плотью своей и кровью он с первой минуты в точности знал, что это такое. Он сел на кровать, взял мать за руку. Всю жизнь у нее было одно-единственное кольцо — обручальное.
— Когда тебе стало худо? — спросил он.
— Это началось вчера, — покорно ответила миссис Морел.
— Боли!
— Да. Но не сильней, чем нередко бывало дома. По-моему, доктор Ансел паникер.
— Не следовало тебе ехать одной, — сказал он не столько ей, сколько себе.
— Как будто в этом дело! — мигом возразила мать.
Они помолчали.
— Теперь иди пообедай, — сказала она. — Уж конечно, ты проголодался.
— А сама ты обедала?
— Да, я ела отличную камбалу. Энни так заботлива.
Они немного поговорили, и Пол пошел вниз. Он был бледен, держался через силу. Ньютон очень ему сочувствовал.
После обеда Пол пошел в чулан помочь Энни с посудой. Девочку-служанку отправили с каким-то поручением.
— Это и правда опухоль? — спросил Пол.
Энни заплакала.
— Какая боль у нее вчера была… в жизни не видела, чтоб кто-то так страдал! — воскликнула она. — Леонард как сумасшедший кинулся за доктором Анселом, а когда мама добралась до кровати, она сказала: «Энни, погляди, у меня на боку шишка. Что это, а?» Я как посмотрела, думала, сейчас упаду. Представляешь, Пол, огромная, как два моих кулака. Я говорю: «Боже милостивый, ма, когда ж она выросла?» А мама мне: «Она у меня давным-давно, детка». Я думала, я умру. Пол, честное слово. Боли мучили ее дома сколько месяцев, и никто за ней не ухаживал.
Слезы навернулись у него на глаза и тотчас высохли.
— Но она ведь бывала у доктора в Ноттингеме… и ни слова мне не говорила, — сказал он.
— Будь я дома, я бы сама увидела, — сказала Энни.
Полу казалось, все это дурной сон. Во второй половине дня он отправился к доктору. То был проницательный и славный человек.
— Но что это за болезнь? — спросил Пол.
Доктор посмотрел на молодого посетителя, переплел пальцы.
— Должно быть, это большая опухоль, которая образовалась в диафрагме, — медленно сказал он, — и, возможно, ее удастся вылущить.
— А оперировать нельзя? — спросил Пол.
— В этом месте нельзя, — ответил врач.
— Вы уверены?
— Безусловно!
Пол задумался.
— Вы уверены, что там опухоль? — спросил он потом. — Почему доктор Джеймсон в Ноттингеме ничего такого не обнаружил? Мать часто у него бывала, и он лечил ее сердце и расстройство пищеварения.
— Миссис Морел не говорила доктору Джеймсону об этой шишке, — ответил врач.
— И вы не сомневаетесь, что это опухоль?
— Нет, я не уверен.