Сыновья полков(Сборник рассказов)
Шрифт:
Как-то Кшисек ехал с отцом в трамвае. Они везли солидную пачку подпольных газет. Неожиданно на перекрестке Гроховской и Тереспольской послышался крик:
— Облава!
Вагоновожатый затормозил, люди бросились в подворотни ближайших домов, прячась в лабиринтах дворов. Кшисек услышал отца:
— Беги!
Он увидел, как отец запихивает пачку газет под скамейку. Люди толпились, кто-то плакал, никто ни на кого не смотрел — важно было убежать. Всех подняла нарастающая суматоха, подхлестывали автоматные очереди. Кшисек слышал за собой дыхание отца. Он невольно замедлил бег, но сзади раздалось
— Жми, жми!..
Через конскую ярмарку они выбрались на какую-то отдаленную улицу. Здесь было спокойно. Шли медленно, не разговаривая, как двое взрослых мужчин, которых объединила вместе пережитая опасность и которые знают, чего стоит игра, которую они ведут…
В таких условиях предстояло переправить радистку на краковскую мелину — подпольную квартиру. Провести через два вокзала, в Варшаве и Кракове, где полицейские посты задерживали каждого, кто вызывал хоть малейшее подозрение. Оберегать ее во время многочасовой поездки в вагоне-западне, из которого в случае опасности почти не было шансов убежать.
Но радистке не дали охраны. Безопасность ей должен был обеспечить… Кшись. Радистка была молодая, веселая и к тому же отважная девушка. Когда она, подавая билет и пропуск жандарму, улыбнулась, только Кшись знал, что улыбка эта была призвана скрывать не только перевозимую рацию, но и обыкновенный человеческий страх. Он знал, что она боялась. Они оба боялись. Его страх, наверное, был иным, даже можно было бы сказать — более легким. Он еще был лишен воображения и жизненного опыта взрослых. Не зная жизни во всей полноте, он, пожалуй, как-то уменьшал тогда цену смерти. Правда, минуло то время, когда хорошо выполненное задание вызывало у него желание похвалиться ребятам из класса. Он уже настолько был зрел, что понимал: основой подпольной работы является конспирация. Этому учил его Гишпан, и отец всегда напоминал:
— Поменьше говорить, поменьше знать…
Поэтому Кшись даже не спрашивал девушку, куда она едет. Ему дали поручение, а точнее, это был боевой приказ — доставить радистку в Краков и провести ее через посты «черных» — оккупационной привокзальной службы. Из Варшавы они выехали благополучно. Оба решили играть роль брата и сестры, едущих на каникулы. Кшись в праздничном темно-синем в белую полоску костюме, купленном за деньги из фонда Гвардии Людовой, с коробочкой леденцов на коленях и такой же леденцовой, сладкой улыбкой на лице. Кто бы подумал, что в ранце этого благовоспитанного мальчика с расчесанными на пробор волосами находится часть рации, а в портфеле, который он прижал ногами, — батареи к ней…
Когда казалось, что опасному путешествию подошел конец, из-за поворота выплыл длинный перрон в Кракове. Девушка быстро отпрянула от окна.
— Стоят!
Они действительно стояли. В непромокаемых, цвета гнилой зелени, плащах, перехваченных поясом с хвастливым: «Готт мит унс» («С нами бог»).
Выстраивались длинные очереди пассажиров для проверки. Шаг за шагом через строй рослых эсэсовцев.
Девушка уже не смеялась. Кшись знал, почему она замолчала: ее певучий акцент не менее опасен, чем содержимое портфеля и ранца.
— Нет, я возьму сам, — сказал он своей спутнице коротко и решительно. Закинул ранец за спину: вот, он ученик, едущий
Перед зданием вокзала он посмотрел на девушку и пошел вперед, вдоль выстроившихся для проверки пассажиров, не дожидаясь своей очереди. Ему было тяжело, и не только от веса рации. Но он шагал свободно, с невинным видом, и так миновал жандармов, широко расставивших ноги, — одного, второго, третьего, пятого. Дошел до тех, которые проверяли документы.
Когда он услышал короткое, произнесенное с безразличием «Лос!» («Пошел!»), ему показалось, что именно сейчас его свалит с ног это неожиданно спадшее напряжение, та расслабленность, которая оглушила его сильнее, чем ожидаемый окрик.
В Варшаву он возвращался в новых ботинках, объедаясь шоколадом и пирожными. Парашютистка, благополучно довезенная им до Кракова, попрощалась с ним. И снова никому не пришло бы в голову, что этот сладкоежка на дне сумки с лакомствами везет пятизарядный пистолет. Правда, это была скорее игрушка, чем оружие. Подарок на память от девушки-парашютистки, которую он, наверное, никогда больше не увидит и которая хотела вот так, по-солдатски выразить свое признание варшавскому мальчишке, товарищу по оружию.
Сразу же по возвращении домой снова начались «обычные» поездки в Рыбенек и Миньск-Мазовецки. Праздничный костюм он сменил на повседневную одежду, которая тоже была куплена на деньги штаба Армии Людовой и которая также не была обыкновенной. Сшитая из нового шерстяного материала, она состояла из блузы и широких штанов ниже колен, называемых иначе «брюки-гольф». Блуза специально была скроена объемистой, навыпуск, стягиваемой в поясе. За нее можно было положить много газет. Брюки с буфами также хорошо укрывали пачки подпольной прессы, прикрепляемые резинками к ногам. Эти газеты уже ожидал минский сапожник товарищ Рокицкий (подпольная кличка Сухы), ждал у Буга товарищ Скочень… Возвращаясь в Варшаву, Кшись иногда брал с собой оружие, а иногда немного яиц или муки — в городе голод чувствовался все больше.
Дома порой требовалось пристрелять доставленное партизанам оружие. В таких случаях Гишпан просил мальчика:
— Кшисек, пойди поруби дрова в сенях.
Стук топора и сухой треск раскалываемых чурбаков хорошо маскировал звук выстрелов в комнате.
— Вы мне так всю печь разобьете!.. — опасалась мать Кшисека, потому что стреляли в узкий проем между печью и стеной. Однажды отец пошел рубить дрова, и Гишпан дал Кшисю пистолет.
— Неплохо будет, если и ты научишься хорошо стрелять…
Подпольная кличка командующего округом Права Подмейска — Гишпан была не случайной. Юзеф Домбровский был активным деятелем коммунистической партии, сражался в республиканской Испании. Уже в 1935 году под Мадридом, Теруэлем и на реке Эбро коммунисты пытались преградить путь фашизму, предостеречь мир от угрозы надвигающейся мировой войны. И раньше чем польские добровольцы из Интернациональных бригад, пережив мучения в лагерях для интернированных, смогли вернуться в Польшу, туда ворвались танковые колонны гитлеровцев. Когда Домбровский добрался до Варшавы, ему снова пришлось скрывать свое имя. Он нелегально поселился на квартире Рейша.