Сыны Амарны
Шрифт:
Но в этот раз все пошло несколько иначе…
Да, очередная победа. Да, вернулись почти без потерь. Впереди – отпуск. Джонс, по обыкновению, собрал ставки: кто решится, сколько выстоит, какие кости будут принесены в "жертву". Новобранцев пичкали историями о моей неуязвимости, подогревая тщеславие, чтобы каждому захотелось не только "капрала выторговать", но и мои капитанские "лычки" – оспорить.
И, конечно, нашелся "доброволец" – Эрик Сандерс.
Вот только… Он не походил на одного из тех, кто обычно выходят против меня. Невысокого роста,
– Хочешь "серебряную галочку"? – бросил я, разминая шею.
Но Сандерс коротко мотнул головой. Что слегка меня удивило, потому что одно место капрала вообще-то есть.
– Про сержантские "лычки" – это миф. Слышал мифы про меня? Про Сынов Амарны?
– Слышал, – односложно ответил Сандерс.
– Значит, не веришь, – усмехнулся я.
– Верю, – ответил он тихим, но твердым голосом.
И по глазам становилось ясно, что действительно верит! Осознает, что день этот может стать для него последним! И все же стоит здесь. Преисполненный убежденной решимости, что должен это сделать.
Запястье я сломал ему практически сразу. Потом к запястью присоединились ребра, нос, разбитая бровь. Лицо Сандерса "лоснилось" от крови и пота, "багрянец" слепил глаза. Но он упрямо лез под мои кулаки. Вот только… Совершенно не так, как прет обычный "зеленый": яростно и бездумно. А расчетливо, преследуя какую-то, лишь ему понятную цель. Словно чего-то выжидая…
Удар покалеченной левой оказался для меня неожиданностью. Я заметил, как исказилось от боли лицо Сандерса, когда локоть врезался мне в нос – раздался хруст, – и тут же последовал второй удар, разбивший губу… А я уже и забыл, какова на вкус моя собственная кровь…
"В капитаны метишь!" – мелькнуло в голове.
И я вырубил его. Быстро и хладнокровно. Но совершенно без злости, азарта или наслаждения, как бывало прежде. Раньше я ломал бы ему кость за костью, пока он сам не отступит. Но одного взгляда хватило понять, он не отступит: победа или смерть, другое его не устроит. Я видел, что у него не осталось сил, и парень отчетливо понимает это. Как понимает и то, что шансов не было с самого начала. И я дал ему почетное поражение. На мгновение показалось, что на юном лице, перед тем, как разум провалился в беспамятство, мелькнуло удивление…
"А, может, старею? Размяк?" – вернулась назойливая мысль.
Протяжный стон отвлек от раздумий. Груди коснулась влажная кожа, на лицо упали черные пряди, исходящие свежим ароматом ментола – стандартного и привычного армейского шампуня. Но к шампуню примешивался еще один более индивидуальный и приятный запах.
Я потянул шею, высвобождаясь из-под спутанных локонов, облизал губы и
– Грубо, капитан, – донесся женский голос, – очень грубо.
– Кто здесь?! – воскликнул я, приподнимаясь.
– Не смешно, – Серафина подняла голову с моего плеча.
Глазам предстало светлое лицо, не состаренное косметикой: "мягкие" скулы, прямой нос, широкая челюсть с острым подбородком. Женское дыхание звучало сбивчиво и устало, высокий лоб покрылся испариной – в каюте и впрямь несколько жарко, – но из-под черных, растрепанных прядей бодро искрились серые глаза; длинные ресницы хлопали за ниточной шторой волос; холмики грудей острыми кончиками упирались мне в ребра.
Я улыбнулся и аккуратно отвел непослушные локоны за ухо. Серафина не отдернула голову, как делают многие, несмотря на то, что именно на открывшейся щеке "красовался" шрам. И продолжала вдумчиво разглядывать хищный оскал, каким казалось любое выражение моего "украшенного" лица.
– Почему не уберешь? – дотронулся я до рубца, протянувшегося от ее правого глаза по скуле на щеку.
Она ничуть не смутилась – ее, вообще, трудно смутить или вывести из себя. Положила ладонь мне на плечо, опустила на нее голову, но глаз не отвела ни на секунду.
– Противно? – изогнулась "разрубленная" шрамом правая бровь.
– Видела б ты себя, когда я тебя бессознательную в лазарет приволок! – хмыкнул я. – Да, можно спросить у медиков, наверняка, снимки сохранились. Они ж тебя полностью раздетой на стол уложили!.. Ты в беспамятстве, пол лица в ошметки, вся в крови, а им – сиськи! Твари извратные… Но хочешь, поговорю, копию сделают? Посмотришь, что значит "противно", когда глаз на щеке болтается.
– Не нужно. Я верю.
– Так почему оставила?
– На память. О том, что обязана тебе жизнью.
– Ни чем ты мне не обязана, – скривился я. – Капитан, как Бог, за своих отвечает головой, иначе он – не капитан!
– Уберу, если хочешь, – шепнула она, заглядывая мне в глаза.
– Решай сама. Мне все равно.
Женские губы поджались; она привстала, упираясь ладонью мне в грудь; показались острые розовые ореолы. Нога щекотно скользнула по моему бедру, и взору открылись "крылья угольной бабочки" внизу упругого живота.
– Что с тобой происходит? – с укором нахмурилась Серафина. – Ты, постоянно будто… "не здесь". Мне, конечно, нравится "быть на коне", но иногда хотелось бы и самой расслабиться и получать удовольствие.
– Разве не ты стонала минуту назад? – наигранно удивился я, оглядывая каюту.
Серафина состроила детскую гримасу и высунула язык.
– Ты понял, о чем я.
Моя ладонь накрыла тонкие женские пальцы, поглаживая бархатистую, "мраморную" кожу. Потянулся к ним губами… Хотелось ответить ей. Но слова вертелись на границе мысли, не позволяя за них зацепиться. И только я, казалось, ухвачусь, они выскальзывали, будто склизкие головастики. Я ощущал тепло ее нежной руки на груди, и просто хотел сказать… что-то… важное.