Сыны мести
Шрифт:
Староста встретил нас у ворот. Во дворе витали ароматы жареного мяса — стыдно признать, но я ужасно хотел есть после обряда.
— Ну что? — спросил Асманд, когда мы внесли носилки.
Ормар жестом велел нам положить Эспена на землю. Конгерм тут же куда–то исчез — лишь краем глаза я заметил, что он скользнул за ворота владений старосты и исчез в тени деревенской улицы. Винить его было не в чем: мало кто захотел бы присутствовать при грядущем разговоре. Ормар остался и кивнул мне, приказывая говорить.
— Твой сын мёртв, — тихо сказал я. — Когги
Я ожидал бури. Думал, что после этого Асманд схватится за нож или топор, а может просто попытается забить меня голыми руками. Ждал, что он закричит или бросится рвать на себе космы. Но староста молчал. На его хмуром лице не отразилось ни тени боли.
— Я предупреждал, что сделаю с тобой, если Эспен умрёт. — Он двинулся на меня и помахал рукой кому–то за моей спиной. Я обернулся и увидел, что во двор вошли пятеро деревенских мужей. — Начертателя я отпущу, хотя мне охота изничтожить вас обоих. Но колдовал не Ормар Эйрикссон из Бьерскогга, а ты, Хинрик–недоучка. Из–за тебя мой сын едва не утонул, из–за тебя же он заболел. И из–за тебя он теперь мёртв.
Я бросил взгляд на Ормара. Колдун отчего–то держался слишком уж спокойно. Из дома выглянула бледная Аник, всё поняла и с рыданиями бросилась к мёртвому брату. Я посторонился, давая ей право на скорбь.
— Хочешь судить и казнить Хинрика — делай это на глазах у всей деревни, — объявил Ормар. — И вынеси на улицу то мясо, что приготовил. Угости своих людей. Не пропадать же теперь доброй трапезе.
Начертатель явно что–то задумал, но я не мог сообразить, в чём заключалась хитрость. Быть может и Конгерм улизнул неспроста. Почему учитель, чирей на его старую задницу, опять темнил и ничего мне не говорил?
— Пусть все знают, — подыграл я Ормару и с вызовом уставился на старосту. — Собирай всю деревню. Буди всех. Пусть Яггхюд бдит и знает правду.
Асманд замялся. Узкие глаза нервно забегали по сторонам. Выходка моего наставника явно нарушила его план. Понять бы ещё, в чём он заключался. Староста занервничал сильнее, когда крестьяне, которых он созвал, поддержали Ормара.
— Общий суд! — одобрительно кричали они. — Созовём общий суд. Немедля! Вздернем колдунишку, если он виновен!
Я не был в восторге от таких обещаний, но Ормар едва заметным кивком обозначил, чтобы я не дергался. Рыдания Аник стихли. Девушка поднялась и, пошатываясь, ушла в дом. Вернулась с полным блюдом мяса.
— Вот. Возьмите, — она протянула еду крестьянам, не сводя глаз с Ормара. — Пусть будет частью прощальной трапезы. Я это точно есть не смогу. Не для меня отец готовил — не мне и вкушать.
Коренастый темнобородый крестьянин тут же схватил жирный кусок.
— Ммм… Хороша свининка, — прожевав, похвалил он. — Только с травами перестарались, почти вкуса мяса не чую. Но добрая трапеза. Видно, что для пира готовили.
Аник удивлённо на него уставилась.
— Конина это.
— Да какая ж то конина, девица? — усмехнулся коренастый и взял ещё один кусок. — Свинина, самая настоящая. Во славу Гродды!
Теперь мне всё стало понятно.
— Обманщик!
Я бросился на Асманда и замахнулся на него посохом. Откуда взялись силы, сам не понимал. Казалось, ритуал едва не убил меня. Староста отшатнулся, но я умудрился огреть его палкой по голове.
— Ты обманул её! Обмагул Когги! Как ты посмел?
Асманд увернулся от моего удара и пнул меня в живот ногой. Рана взорвалась болью, я рухнул на колени и выронил посох. За воротами послышался стук копыт.
— Вот она, истинная жертва. — Конгерм широко улыбался, ведя лошадь. — Хорошо ты её спрятал, староста. Но я всё равно нашёл.
Крестьяне изумлённо переглядывались между собой. Я заметил, что у ворот собралась добрая половина деревни.
— Ваш староста виновен в смерти сына, — объявил Ормар, помогая мне подняться на ноги. — Хинрик обозначил условие обряда — в жертву должно принести лошадь или корову. Животное, что годами кормит весь род, и оттого столь ценное. Но Асманд решил обмануть моего ученика и зарезал свинью. — Начертатель бросил пустое ведро к ногам Асманда. — Когги не терпит обмана, и ты оскорбил богиню дважды.
Возмущённый ропот пронёсся по двору. Аник выронила блюдо с мясом и попятилась прочь от отца, к дому.
— Ты… Ты сделал это нарочно? — не веря своим ушам, прошептала она.
— Я не мог отдать лошадь! Полдеревни с нее кормится! — взревел Асманд. — Эспен всегда был слабым. Я не только отец, я староста! Я должен думать о людях. И я сделал это ради деревни.
Девушка остановилась, достала из–за пояса небольшой ножик и сделала глубокий порез на ладони. Кровь пролилась на землю, и Аник выбросила руку вперёд.
— Будь ты проклят всеми муками за то, что сделал, — прошипела она. — Ты больше мне не отец. Боги свидетели, отныне я не желаю тебя знать. Пусть кобыла присматривает за тобой, когда станешь ходить под себя.
Сказав это, она медленно побрела прочь со двора. Один из юношей, что толпились у ворот, обнял её и увёл.
Ормар вернул мне оброненный посох.
— Сами судите своего старосту, это не наше дело, — сказал он, обратившись к деревенским. — Можно обмануть колдуна, но не богов. Пусть это будет для всех вас уроком. — Он кивнул Конгерму, и тот поспешил мне помочь. — Мы уходим из Яггхюда. Мы не вернемся в место, где оскорбляют богов.
Вопреки моим ожиданиям, нам дали дорогу. Я бросил последний взгляд на Эспена и мысленно обратился к Гродде, моля её принять мальчишку в своём роскошном городе. У Когги я попросил прощения за свою глупость — мог ведь проверить сам и напроситься присутствовать при забое жертвы. Не знаю, услышали ли меня тогда боги, но деревенские не препятствовали нашему уходу. Хорошо, что всё самое ценное я носил при себе — заходить в дом старосты теперь было противно.
Мы шли молча и сделали привал почти что на самом рассвете. Я едва держался на ногах, ужасно хотел есть и спать. Боль в ране унялась, но легче мне не становилось. Лучше бы болела дырка в брюхе, а не душа.