Сыны Семаргла
Шрифт:
— Ого… — восхищенно промолвил Святозар, и так как голова у него все еще побаливала и кружилась, прилег на подушку. — И где же ты все это взял? Риолий усмехнулся, и, сделав два шага вперед, замер. Он протянул левую руку, направив ее на сдвинутый стол, и, словно просвистел тихой трелью. Да в тот же миг стол оторвался от земли, на малеша завис в воздухе, и плавно подлетев к середине шатра, вздрогнул и увеличился в несколько раз в длину и ширину, а после также плавно опустился на землю. Отрок проделал тоже самое с табуретами обратив их в широкие и укрытые коврами сиденья со спинками. Засим неспешно подошел к столу провел рукой по кругу над столешницей и вновь издал тихий свист трель, и тотчас на нем появились широкие, золотые и серебряные блюда с едой, высокие кубки и хрустальные
— Мой, дорогой Святозар, как ты себя чувствуешь?
— Все хорошо, друг мой, — ответил наследник, поднимаясь и садясь на ложе. — Не тревожься за меня.
— Ах, Святозар, ты так бледен… что за тебя нельзя не тревожиться, — участливо проронил Риолий и указал рукой на сиденье. — Наверно тебе надо поесть, и слабость пройдет. Прошу тебя к столу. Святозар неторопливо принялся обувать чоботы, и, поднявшись с ложа, все еще немного покачиваясь, направился к столу, каковой был уставлен блюдами с жареной, тушеной рыбой, мясом, какими-то тонкими, волнообразными пирогами и малюсенькими приплюснутыми пирожками.
Хрустальные сосуды были наполнены нежно-желтыми напитками, пахнущими точно розы. Наследник под пристальным взглядом голубых глаз Риолия подошел к столу, и тяжело опустившись на сидение, сел, оглядел сам стол, затем перевел взор на венец и золотую цепочку отрока, и обращаясь к нему поспрашал:
— Риолий…
— Нет, нет, друг мой… Аилоунен, — поправил Святозара мальчик. — Я— Аилоунен, имя Риолий не принадлежит нашему народу ни руахам, ни приолам, ни гаврам. Оно такое же чуждое нам, как и сама вера в Есуания, — и юный правитель тоже опустился на сиденье.
— Хорошо, Аилоунен, — кивая, согласился наследник. — Но объясни мне, как ты смог создать венец, и цепь? Ведь если я не ошибаюсь… этот венец и эта цепь, или похожие на них, ты носил в прошлой жизни как правитель.
— Нет, ты не ошибаешься, Святозар, это тот самый венец и та самая цепь, — улыбаясь, ответил мальчик. — Но для меня и тебя, нет ничего не возможного. Однако этот венец и цепь, указывающие на меня как на правителя, я не создавал. Я их взял из тайника, где все эти века они хранились.
— Взял из тайника, — в след за отроком повторил Святозар, не сводя изумленного взгляда с его лица.
— Да, друг мой, из тайника. — И мальчик, указав рукой на еду, добавил, — но прежде, чем я поведаю то, что тебя так интересует… Я хочу, чтобы ты наложил себе в блюдо еды, налил в кубок из хрустального сосуда напиток, называемый, вином… И начал есть…
Ибо я вижу, как много ноне ты потерял своих сил, снимая с моей души забвение, ибо я знаю теперь какой тяжелый путь, ты прошел ради меня, дорогой мой друг. — Святозар благодушно просиял, и, взяв серебряную вилицу, лежащую обок правой руки, наложил тушеную рыбу и малюсенькие пирожки на свое блюдо. И Аилоунен лишь тогда продолжил, — перед тем как умереть в последней своей жизни, я создал тайник и в огне укрыл эти регалии: венец и цепь. Цепь была дарована мне, моим отцом Богом огня Семарглом, когда он нарек меня Равным Богу. А этот венец был создан тремя великими ювелирами, один из которых был руах, другой приол, а третий гавр. Он был преподнесен мне, когда после возвращения из Пекла, я вступил на трон и повел за собой три братских народа, которые были всегда едины кровью и своей верой….
Сегодня на дворе я разжег огонь, и повелел моим регалиям, скрытым в этом пламене, появиться, чтобы мои люди видели— пришел Аилоунен правитель руахов, приолов и гавров и в честь единства этих народов, он несет на себе этот венец, а в честь того, что он правитель, поставленный Семарглом и Равный Богу, эту цепь. Святозар положил в рот пирожок, внутри коего была вареная рыба, и, прожевав его, налил себе в кубок нежно-желтое вино, да пригубил его. Вино, оказавшееся кисловато-терпким на вкус, наследник чуть-чуть подержал во рту, а погодя сглотнув, вопросил Аилоунена:
— А почему ты не оставил эти регалии своему сыну?
— Потому, что эти регалии обладают мощной магической силой…
Силой,
— Значит, Аилоунен, то, что я видел в самом конце твоей жизни, перед тем как ты ступил в Ра-реку, это был твой отказ идти к трону Всевышнего.
— Да, я, отказался идти к трону Всевышнего, — задумчиво произнес Аилоунен и устремил взгляд на наследника. Его голубые глаза наполнились изнутри необыкновенным сиянием, на губах заиграла улыбка. — Я хотел вновь возродиться в Яви. Хотел познать красоту этой земли, дышать этим воздухом, наполненным чистотой и светом. Я хотел ходить по этим травам и видеть эти чудесные цветы. Хотел жить рядом со своим народом, и со своими братьями Лунчикаусом-правителем приолов и Юнлискюлем — правителем гавров. — На мгновение Аилоунен замолчал, улыбка покинула его губы. Надрывисто вздохнув, он посем, наполненным грустью голосом, добавил, — а видишь, как вышло, Святозар. Нет больше руахов, нет больше гавров, а приолы… О! отец мой Семаргл, разве это приолы. Как же так, мой друг, могло случиться, что мы пережившие страшные изменения в природе, гибель всего живого… мы пережившие Всемирный Потоп, и возрождение вновь нашей Богини Мать Сыра Земли, потеряли свою душу, потеряли свою веру, предали отца породившего нас, предали Богов создавших наш мир.
И почему, почему, мой отец, не вернул меня раньше, почему я пришел только сейчас, чтобы видеть эти безжизненные глаза и вымирающие тела. Святозар положил вилицу на стол и посмотрел на Аилоунена. Он видел, как задрожали губы правителя и кудесника, и, не только понимая, но и ощущая каждой капелькой своей души его боль, сказал:
— Знаешь Аилоунен, мой отец, ДажьБог говорил, что среди приолов есть люди, которые истинно верят в Сварога и несут в своих душах свет, и их толи тысяча, толи тысячи. Именно из-за этих людей, Семаргл возродил тебя и прислал меня.
— Да, — обрадовано и единожды взволнованно откликнулся Аилоунен. — О…о… это прекрасно. Если в этой затхлой стране осталась, хотя бы тысяча истинных приолов… это прекрасно, друг мой. Но, Святозар, я гляжу ты ничего не ешь, лишь ковыряешь вилицей в рыбе, мои разговоры отвлекают тебя от еды… Однако, ты очень бледен и слаб, потому что потерял много сил, пропустив через себя мою жизнь, прочувствовав ее и словно пережив, тебе нужны силы… а для этого надо покушать. Так, что оставим разговоры на пока, и приступим к еде. Потому, что я на этой соленой рыбе, которой кормил меня Прикифий, совсем отощал, а мне также как и тебе нужны силы. Святозар оглядел тонкую фигуру мальчика и вспомнил крепкий стан Аилоунена, его широкие плечи наполненные силой и подумал, что правитель прав, таким худым он не был не в одной своей жизни, может поэтому он и не узнал его сразу. Аилоунен точно почувствовав на себе взгляд наследника, глубоко вздохнул, и недовольно обозрев себя, принялся накладывать на свое блюдо жаренное мяса. Наследник тоже взял вилицу и начал неспешно есть тушеную рыбу. За столом наступила тишина, Святозар сделал еще глоток вина из кубка, и, поставив его на стол, посмотрел на Аилоунена. За такое короткое время, подумал наследник, сколько пришлось пережить боли Аилоунену, пропустив через себя утрату веры, традиций, Богов, да и в целом всего народа — всех руахов и гавров. Наверно поэтому лицо правителя стало более четким, мужественным, в нем пропала плавность и нежность свойственная отроку. Теперь перед наследником сидел не мальчик, а взрослый наполненный годами пережитого и перенесенного молодой мужчина, и почему-то ему, показалось, что этот мужчина хоть и молод, но на несколько лет старше и мудрее его— Святозара. Аилоунен прожевал положенный в рот кусок мяса, взял в руки квадратный, желтый утиральник и утер им губы, да обратившись к наследнику, молвил: