Сыщица начала века
Шрифт:
– Если такой полдень, то что будет к вечеру?! – простонала Алена, забираясь в салон и испытывая острое желание не в кресло сесть, а растянуться на носилках.
Света обернулась с переднего сиденья, блеснув смеющимися глазами:
– Не говори. Ночь была тихая, практически без вызовов, а с утра все как будто с цепи сорвались! Но, может быть, сейчас настанет полоса затишья?
Зазуммерил «Курьер».
– Покой нам только снится! – с преувеличенным отчаянием сказала Света.
Новый вызов тоже касался детской «Скорой» («Ребенку плохо!» –
Это была одна из немногочисленных «элиток» Ленинского района: приятной, ненавязчивой архитектуры, в стороне от шумного шоссе, посреди тихого дворика. Внизу был домофон. Нажали кнопку с цифрой 14 – вызов поступил из четырнадцатой квартиры.
– Кто там? – отозвался испуганный женский голос.
– «Скорую» вызывали?
– Да проходите! Коленька, мальчик, потерпи, «Скорая» приехала!
Замок щелкнул, дверь открылась.
– Хорошая штука – домофон, – сказала Света. – Удобная. Не то что кодовый замок, верно?
Она уже вполне весело вспоминала ночные блуждания по Мануфактурной, однако Алена слово «код» воспринимала теперь очень неоднозначно, поэтому ее улыбка получилась неискренней.
– Эй, ты что? – спросила Света, но отвечать времени не было: они уже поднялись на второй этаж, и сейфовая, тяжелая дверь распахнулась перед ними.
Ухоженная, красивая леденящей душу красотой женщина лет пятидесяти в умопомрачительном халате с золотыми цветами и птицами придирчиво оглядела пришедших, почему-то задержалась взглядом на Алене, скорчила откровенную гримаску, но ничего не сказала, даже не поздоровалась, а посторонилась, пропуская их в обширную прихожую.
– Где больной ребенок? – холодновато спросила Света.
Женщина высокомерно указала подбородком на одну из дверей. Вошли… и споткнулись на пороге.
Это оказалась не детская, а роскошная спальня, вполне пригодная, чтобы снимать здесь эротические сцены из великосветской жизни – такой, какой она представляется жителям Автозаводского района. Дороженные тканевые обои на стенах, приземистый сексодром посреди, застеленный черным шелковым бельем, на полу белые медвежьи шкуры явно искусственного происхождения, в углу огромный, в полстены, «Шарп». В постельке лежал беленький, скромненький, хорошенький мальчик в одних плавках. Он был бы просто прелесть, кабы не портили его набрякшие мешки под глазами и капризно оттопыренная нижняя губа. Мальчик был лет этак тридцати. В комнате противно пахло прокисшим пивом.
– Это и есть ребенок? – поинтересовалась Света, глянув через плечо на хозяйку, которая нервно тискала в руках флакончик с валерьянкой.
– Это мой сын, а что? – вызывающе провозгласила дама.
Сынуля перевернулся на спину, не без интереса оглядел явившихся женщин, и этот интерес дерзко шевельнулся в плавках. Дама суетливо метнулась к постели и прикрыла ребенка пуховым белым одеялом.
Теперь Алена рассмотрела ее получше и обнаружила, что из пышных розовых, отделанных перьями домашних туфелек торчит пальчик,
Она заперхала, пытаясь скрыть смех.
Чудны дела твои, господи!!!
– Что с ребенком? – невозмутимо спросила Света, игнорируя обитателя черно-белой постели.
– Он вчера был в бане… а сегодня не может встать…
«Ого!» – чуть не вскрикнула распутная писательница, но благоразумно промолчала.
Света, впрочем, и ухом не повела. Спокойно посчитала пульс, померила давление, прослушала «больного». Мальчонка откровенно нежился в ее руках.
– Все понятно, вы перегрелись, поэтому сильно подскочило давление, – благожелательно сказала Света. – Правильно делаете, что пьете пиво, оно обладает положительным эффектом.
Ребенок так и расцвел.
Алена изумилась. Неужели все дамы постбальзаковского возраста начинают испытывать запоздалую нежность к молодым красавчикам? Выходит, и Света подвержена этому поветрию? Но тут ведь не красавчик и далеко не молоденький! И что это за фигня насчет пива, которое чем-то там обладает?!
Тем временем Света достала из чемоданчика шприц и две какие-то ампулы и так улыбнулась «мальчонке», что он с удовольствием подставил ей свою бледную, но вполне подкачанную задницу.
– Больно, маленький? – дрожащим голосом простонала маменька.
– Ничего, потерплю! – мужественно отозвался малыш и сделал попытку погладить пухлую Светину коленку. Снисходительно улыбнувшись, доктор Львова сделала ему «козу», подняла чемоданчик и направилась к двери. Алена поспешила следом.
– Мама, заплати девушкам! – томно пожелал мальчонка.
– Девушки, сколько я вам должна? – послушно проблеяла мама.
– Нисколько, – величаво ответила Света. – Купите лучше ребенку мороженого!
Из дому они вышли молча, молча забрались в салон. Здесь Света легла на носилки, о которых продолжала мечтать Алена, и начала хохотать.
– Пак, поехали поскорей! – крикнула Света. – Лазекс действует довольно быстро!
«Фольксваген» рванул со двора как подстегнутый.
– Что? – спросила Алена, видя в зеркальце водителя сморщенное в улыбке маленькое корейское личико. Надо же! Пак улыбается! Это что-то значит! Ему понятно, а Алене – нет? – Что ты ему уколола?
– Лазекс, – повторила доктор Львова. – Причем со снотворным.
– Да это что такое, лазекс?
– Мо… мочегонное! – последовал ответ.
Неведомо, сколько бы они еще хихикали, когда бы вновь не подал голос «Курьер». Итак, жизнь не унималась…
А этот вызов обещал быть посерьезней. Резкое падение давления у пенсионерки, улица Заречная.
– Пак, давай, гони! – Лицо Светы стало серьезным. – Ох, ненавижу я эти падения давлений!
Въехали во двор дома, очень похожего на тот, в котором жила Алена: облезлая желто-розовая коробка, построенная в начале 50-х пленными немцами. На Дальнем Востоке и в Сибири, где Алена бывала в командировках, она видела совершенно такие же дома, возведенные пленными японцами.