Сыщик Вийт и его невероятные расследования
Шрифт:
По ложе пронёсся ветерок – слуги бросились исполнять приказание.
Суровый мужчина, подкрутив свои вислые усы, подозвал нескольких своих подчинённых и что-то им сказал. Те сразу же убежали.
– Да кто он такой? – вскричал в сердцах Вийт.
Дворецкий полными достоинства жестами начертал на том же листке бумаги: «Это глава личной охраны его превосходительства». Вийт хмыкнул.
Фирс вернулся от столов с полупустым бокалом в руках.
– Лафарг! – сказал, а точнее, крикнул он. – Здесь чудом сохранились льдинки из вёдер.
Эскулап отвлёкся от бесчисленных дам, чтобы
Тем временем у ног Вийта поставили бочонок и кадку. Детектив кинулся было к ним, но тут же разочарованно обернулся к дворецкому:
– Они вымыты!
Глава слуг с видом оскорблённого достоинства вынул из рук Вийта свою записку и что-то надменно начертал на её обратной стороне.
– «Грязное на кухне не держим!» – прочёл вызнаватель.
* * *
– Дворецкий вне подозрений! – проворчала старая Мйончинская. – Именно потому, что мы все сейчас на него подумали!
На горделивом лице дворецкого не дрогнул ни единый мускул.
– Сколько мышника нужно для такого эффекта? – спросил Вийт у Лафарга, кивнув на Таде.
Лекарь обернулся и оценивающе посмотрел на организатора гонок.
– С учётом общего количества пунша? И телосложения его превосходительства? – врач пожал плечами и написал: «Не менее полуведра настойки».
– Полведра! – вскричал Вийт удивлённо. – Такое количество в перстне не пронесёшь…
Тут какая-та мысль посетила Лафарга.
– Но позвольте! – вскинулся он. – Позвольте! Все участники Гонок пили из Кубка! Корстини, Мйончинский, Сташко – каждый пил! И все члены их экипажей! До дна! Они все, слышите вы, все пили и теперь все отравлены!
– Не слышу! – вызнавальщик чувствовал, что сказано нечто важное.
Врач стал писать в тетради.
Фирс тем временем подтолкнул локоть Вийта. Кивнул в сторону гоночного поля.
Чёрные гусенички составов уже приблизились к первому повороту. Из головы каждой била в небо струя обильного дыма. Впереди нёсся Мйончинский, за ним, отстав на длину поезда, Сташко, в полуверсте за ними поспешал Корстини.
– Слишком быстро! – произнёс, вглядевшись, доследчик. Он говорил под нос, но получалось громко, на всю залу. – Так они на повороте могут с рельсов сойти!
Публика в испуге замерла.
Несколько долгих секунд в судейской ложе висела мёртвая тишина. Даже хроникёры умолкли. Потом, будто услышав сыскного надзирателя, стали замедляться первые два паровоза. Машина антрепренёра едва не настигла их, но и она в конце концов притормозила.
Мйончинский вошёл в поворот на огромной скорости, не менее двадцати вёрст в час. Его локомотив сразу же заметно накренился. Из-под колёс сыпанули снопы искр. Из прицепного открытого вагона на землю лавиной посыпался уголь. В воздух поднялось чёрное облако, сквозь которое вверх ударил белый столб пара. До судейской ложи донёсся протяжный, панический гудок.
Публика всхлипнула в ужасе.
Локомотив графа выскочил из угольной тучи, всё ещё заваливаясь на один бок. Он продолжал тормозить, но крен не исчезал. В последний момент, когда, казалось, машина должна была перевернуться,
Опасный участок остался позади, Мйончинский мог бы начать разгоняться, но перепуганный экипаж продолжал тормозить.
Сташко замедлился вполне успешно, видно управление паром у него было более совершенным. Лёдщик прошёл поворот, вынырнул на прямой отрезок пути, но вновь набрать скорость быстро не смог.
Корстини же тормозил так долго и так тщательно, что его состав в конце концов остановился прямо перед поворотом. Из трубы локомотива продолжал бить дым, но паровоз двигался лишь неуверенными рывками, крайне медленно.
– Они все отравлены! – вскричал детектив, стремительно поворачиваясь к доктору. – Лафарг, хватайте упряжку и мчитесь к антрепренёру! Ему, похоже, хуже всех. Я же попытаюсь спасти лёдщика и графа!
Тут в ложе образовалось небольшое волнение. Через толпу прокладывал путь какой-то господин в простонародном сюртуке. Был он солиден, с густыми усами и бородой. На жилетной цепочке покачивалось пенсне.
– Где?! – кричал он, размахивая цилиндром в одной руке и небольшим саквояжем в другой. – Где Таде?
– Эй, куда! – Лафарг выступил вперёд, заслоняя грудью пациента.
Вторгшийся нарушитель замедлил было ход, но в этот момент в ложу влетело ещё трое господ. Они, конечно, отличались друг от друга внешностью, но были столь же представительны. Едва заметив спящего в кресле Таде, они бросились к нему.
– Что надо? – ревел Лафарг в замешательстве.
– Диодор, помощник их превосходительства, послал за лучшими медиками для консилиума, – отозвался глава охраны. Он присмотрелся к вновь прибывшим и объявил: – Заведующий клиникой Святого Лазаря профессор Стародомский, военный хирург профессор Волкович, глава медицинской службы генерал-губернатора профессор Борнгаупт и ординатор Мацон.
– Вы что же, не узнаёте нас, уважаемый Лафарг? – вскричал Стародомский. – Позвольте пройти!
Лекарь несколько мгновений смотрел на них, колеблясь, а потом нехотя посторонился.
– Что происходит? – дёрнул его за рукав ничего не понимающий Вийт.
Лафарг вздохнул и написал в своей тетрадке: «Богатейший человек мира! Собирают светил! Через полчаса здесь будет десятка три врачей!».
Ронислав Вакулович взглянул на суетившихся вокруг фабриканта эскулапов.
– Таде ничего не угрожает, вы сами сказали! – бросил он. – Спасайте Корстини!
* * *
Паровой экипаж прославленного дедуктивиста нёсся навстречу неизвестности – невзирая на ухабы, не страшась трудностей. Судейская дорога шла вплотную к железнодорожному полотну, будто была его четвёртой колеёй, и оттого казалось, что бесстрашные герои мчатся на настоящем локомотиве. Ветер дул в лица отважных спасателей, донося запахи трав и колосящихся хлебов.
– Неужели кто-то настолько ненавидит Гонки? – натужно кричал сыскной надзиратель. Фирс на насесте шофёра никак на его слова не реагировал, просто не слышал. – Или ненавидит самоё паровозы? Или это убийство, искусно замаскированное под несчастный случай? Но кто цель?