Сыщики в белых халатах. Следствие ведет судмедэксперт
Шрифт:
– Сидеть. Ждать. Никуда не ходить, ни с кем не разговаривать. Как приду – серьезный разговор будет. Уяснили, недотыкомки? – и, увидев их подобострастные кивки, ушел. До Сельсовета было идти-то всего ничего, поэтому Калёный, хоть тащился едва-едва, все равно пришел минут за пятнадцать до назначенного времени. Председатель открыл было рот что-то сказать, но зазвонил телефон.
– Але, – проговорил в трубку Председатель… – да… Кальнов Антон, – переспросил он и, прикрыв трубку рукой, прошипел Кальнову: – Это тебя… тот… ты здесь?
Кальной
– Кальной на проводе, – и помахал председателю ладошкой, как бы говоря, выйди, дай поговорить. И Председатель, согласно покивав головой, вышел, плотно прикрыв дверь.
– Значит, на проводе, – раздался из трубки знакомый насмешливый голос, – это хорошо, что заранее пришел. Значит, уважаешь…
– Рихард, да ты же знаешь, как я…
– А вот об этом не надо. Ты когда должен был мне доставить ту Вещь, а? Уже 10 дней прошли, а воз и ныне там. Почему я должен тебе напоминать, звонить. Договор был? Был. Ты не выполнил его? Не выполнил! Вот тебе мои последние слова – к тебе через три дня приедет мой человек – Гоги, ты его знаешь – и ты отдашь ему Вещь. Деньги – 10 тысяч долларов отдаст тебе тоже Гоги. Ну а если…
– Рихард, мамой клянусь, сегодня же… План разработал… Вещь будет у меня.
– Ну смотри, Калёный, – и, посопев недовольно в трубочку, зловеще спросил: – Ты мое другое погоняло не забыл? Или напомнить?
– Не забыл, – сдавленно ответил Калёный.
– Так вот, Калёный, если в очередной раз проколешься, всю оставшуюся жизнь – а она у тебя недолгой будет – ты будешь завидовать тем евреям, которых мой тезка в газовые камеры отправил в свое время. Усек? – и, не дождавшись ответа Калёного, рявкнул: – Усек, спрашиваю?
– Да, да, все понял. Сделаю, – и положил трубку, чувствуя, как по лицу течет холодный пот, а вся одежда на спине мокрая.
На том конце провода, в областном Городе, человек по кличке Рихард – невысокий, жилистый мужчина в возрасте, положив трубку, спросил у сидевшего на диване человека южного, кавказского вида:
– Что скажешь, Гоги? Калёный сумеет сделать то, что обещал?
– Я думаю, сделает. Никуда не денется. Вообще-то он умно пока ведет себя. Деревушка маленькая, и любая суета там сразу в глаза бросается, – и налив «Боржоми», отпил глоточек и с досадой сказал: – Там все надо неторопливо делать.
– Ой, я сейчас обсмеюсь над тобой, Гоги: грузин – знаток сибирской глубинки.
Однако тот, не обратив внимания на эти подколку, мелкими глотками пил свой любимый «Боржоми» и, опростав стакан, задумчиво сказал:
– Кто бы мог подумать, что «Колье Императрицы» объявится в такой дыре…
– А ты, Гоги, в курсе, кто мне эту вещь заказал?
– Точно не знаю, но догадываюсь.
– Лучше бы тебе не догадываться, потому что если я ему это ожерелье не достану, то… – и не договорив, подозрительно
Глава 3
Калёный вышел из Сельсовета мрачнее тучи. Он был очень зол. И на себя, за то, что вел себя так же, как и мальчишки, которых он ругает, да и почему-то испугался он, как пацан. Рихард законный, конечно, вор, но так с ним не должен был разговаривать. Он, Калёный, ему ничего не должен. И тут же подумал, что, скорее всего, при разговоре присутствовал еще кто-то – вот Рихард и красовался. И скорее всего, там был Гоги, а он – темный человек, опасный. Так размышляя о ситуации, он успокоился и к дому подошел уже уверенный в себе властный авторитет Калёный. Там, увидев парней, сидящих на бревнах, коротко бросил Ивану:
– В дом! Одно дельце обкашлять надо, а ты, Васек, поглядывай вокруг, и если что… Понял, да?
Зайдя в домишко, Калёный поставил чайник и подмигнул Ивану:
– Заодно и чифирнем!
Дожидаясь, пока закипит чайник, Калёный задумчиво стоял у окна, а Иван скромно сел у двери на лавочку и ждал, что скажет Калёный. Наконец засвистевший чайник известил о готовности, и тогда хозяин, резко повернувшись, сказал:
– Значит, так, Иван… Есть дело, серьезное дело! И если мы его провернем, то сорвем приличное бабло.
Сказав это, он взял с полки книжечку, а из нее – свернутый листок, вырванный, похоже, из какого-то журнала, и протянул его Ивану. Это была фотография массивного изделия – Ванька в них не разбирался совсем! – похожего на здоровенного краба, вытянувшего в стороны желтые клешни. И все было усыпано блестящими камешками. Надпись под фотографией гласила: «Ювелир Царского Двора Карл Эдуард Болен».
– Это колье стоит порядка ста тысяч рубчиков, и на него есть покупатель, – сказал Калёный. – Поэтому будем его брать – от такого куша только дурак откажется. Хранится оно у твоего друга Сашки. Он мне им похвастался еще осенью. Якобы его привез с Гражданской войны дед – украл у какого-то буржуя. Или как тогда говорили – экспроприировал. Там золото и настоящие бриллианты, причем большие. Но все эти блестящие камешки и желтые железки ценны не этим. Это колье, похоже, имеет большую антикварную ценность, потому что изделий этого ювелира – Болена – почти не осталось.
– Так, а че столько времени-то тянули? Тогда же и надо было его брать.
– Дурашка ты, Ванька. Это новые сапоги в магазине можно спереть и на базаре за пузырь толкнуть, а это… Для такого товара покупатель нужен. И не просто покупатель, а Очень Богатый Покупатель, который разбирается во всех этих золотых и бриллиантовых цацках. Вот таких знатоков и зовут антикварами. И сейчас такой антиквар, готовый выложить бешеные деньги, нашелся.
– А че делать-то надо? – нетерпеливо спросил мальчишка. Калёный откашлялся и, разливая чифирь, сказал: