Сыскное бюро Ерожина
Шрифт:
– Тоже мне проблема. Алена валюту меняет на углу. Пошли, познакомлю. А Ельцов с ней разругался. Как раз из за Кирилла. Он за ней год ходит, а она Кириллу в первый день дала. – Доложил Толя.
– Сколько же лет этому Ельцову. – Улыбнулся Ерожин.
– Пашка мой ровесник. Тридцать два в мае было. У меня в апреле, а у него в мае… – Вспомнил Соломакин.
– А Кириллу шестьдесят три. Странная вещь получается. Что, Алена извращенка? – Поинтересовался Ерожин.
– Да вы Кирилла не знаете, не знали… – Поправился Толя: – Это такой мужик был. Любую за руку возьмет и она с ним. Хоть сорок, хоть
– Нормальный мужик. – Согласился Ерожин и впервые по человечески пожалел убитого.
Алене оставалось до перерыва полтора часа. Покинуть обменный пункт раньше она не могла. У Ерожина на секунду мелькнуло подозрение, уж не связано ли убийство Кирилла Понтелеева с валютными делами, но вспомнив, со слов Вени, что покойный сам не знал, с кем спит, от этой мысли сразу отказался. Чтобы убить время до встречи с Аленой, он вернулся на автобазу и попытался поговорить с другими приятелями и сослуживцами Кирилла Андреевича. Ничего нового Ерожин не узнал, но характер убитого стал ему понятнее. Кирилл, мягко говоря, не был дипломатом. Понтелеев позволял себе вспылить и высказать в лицо все, что думает. И в выражениях не стеснялся. Но за доброту и товарищескую отзывчивость ему это прощали. Что у водителя Понтелеева брат известный академик, на автобазе узнали только сейчас.
Через полтора часа Петр Григорьевич явился к обменному пункту. Алена оказалась высокой длинноногой блондинкой с голубыми невинными глазами гимназистки. Ерожин предложил покормить ее обедом, и они пошли в ближайшее кафе. Кафе называлось «Забава» и Петр Григорьевич знал из дела, что в нем поминал брата убитый Кирилл.
– Ну, и чего ты хочешь от меня выпытать. – Спросила Алена, уплетая харчо.
– Все что ты можешь рассказать о Кирилле. – Пояснил Петр Григорьевич.
– Я вообще то в восемь заканчиваю. Хочешь, на дискотеку сходим. – Неожиданно предложила Алена, стрельнув в Ерожина. голубыми невинными глазами.
– Ты, что взрослых мужиков любишь? – Усмехнулся он.
– Я нормальных мужиков люблю, а возраст не при чем. Мужик сразу виден. – Сообщила Алена и снова углубилась в тарелку.
– Спасибо. – Улыбнулся Ерожин.
– Спасибо да, или спасибо нет? – Уточнила девушка.
– Сначала давай о Кирилле. – Уклонился от ответа Петр Григорьевич.
– О Кирилле, так о Кирилле. Ну, переспала я с ним. Жаль мальчика. Хорош был мальчик. – Проговорила Алена, и отставила пустую тарелку на край стола: – Я, то вообще, жрать хочу. Мне супчика мало. Смену добивать.
– Ничего себе мальчик. Мог бы уже три года на пенсии отдыхать… – Усмехнулся Ерожин и подвинул к блондинке меню:
– Он зато любому сопляку фору даст. И в койке и за рулем. Мужики про него рассказывали. – И она ткнула пальчиком в киевскую котлету. Петр Григорьевич заметил затейливый маникюр своей новой знакомой. Ноготки Алены покрывал синий лак, а по нему имелась роспись в мелкие цветочки. – «Ювелирная работа», подумал сыщик:
– Ты взрослая девушка и вправе спать с кем угодно. – Примирительно сказал он: – Меня не это интересует. Расскажи, как вы провели день накануне.
– Как всегда. Мужики пили водку. Пока не набрались, травили анекдоты. Все кроме Кирилла нажрались
– Почему мокрый? – Не понял сыщик.
– Ведро ледяной воды на себя вылил и ко мне в койку. – Улыбнулась Алена, и деловито принялась за киевскую котлету.
– В четверг, кроме анекдотов, другого разговора не было. – Пытался Ерожин вернуть Алену к дневным воспоминаниям.
– Кирилл братом хвалился. Рассказывал, что брату его сто лет, а он женился на длинноногой девчонке и трахал ее целыми днями. Я не поверила. Сказала, врешь. Он мне чуть по роже не вмазал. Так за брата обиделся. Я тогда на него и запала.
– Скажи, а почему он так рано уехал?
– Так у него же брат помер. – Удивилась вопросу Алена.
– Откуда ты знаешь? – Насторожился Ерожин.
– Он сам сказал.
– Что сказал? Постарайся вспомнить его слова точно. – Попросил сыщик.
– Я помню. Он меня растолкал грязными лапами. Я потом машинное масло с себя час смывала. Сказал, чтобы я положила ключ под ведро с песком, а он уезжает, потому, что умер его брат.
– Ты это точно помнишь?
– Я же не чеканутая. – Обиделась девушка.
– Но ты была сонная. – Допытывался Ерожин.
– Ну, ключ то я положила, куда он просил. Под ведро с песком положила. Значит помню. И отпечатки его лап тоже помню.
Больше из Алены Ерожину ничего вытянуть не удалось. Сказав на прощанье девице, что рад бы с ней провести время и потанцевать, но следствие требует его присутствия днем и ночью, Петр Григорьевич быстро удалился.
Татьяна Петровна Голикова первый год могла вставать, когда хотела. Ее будильник давно пылился на комоде, поскольку нужда в нем отпала. Поначалу это чувство свободы ее радовало, но прошел месяц и женщина стала тосковать. Она теперь, без раздражения вспоминала даже своего начальника Илью Семеновича Кантера. Раньше, только при упоминании его имени, она покрывалась красными пятнами и сжимала кулачки. А сейчас думала о нем почти с нежностью. Хоть характер начальник имел раздражительный и был он придирчив и не любезен, но ведь Кантер страдал диабетом. А с больного человека другой спрос.
Одинокой женщине на пенсии не весело. Это Татьяна Петровна поняла быстро. Когда она возвращалась усталая с работы, скучать не приходилось. Надо было накормить кота Тишку хеком, прибрать квартиру, погладить одежду на завтрашний рабочий день, наконец, приготовить ужин. Проделав все это, она могла часок посмотреть телевизор, но уже в кресле от усталости засыпала. Теперь, времени было, хоть отбавляй, но радости это не приносило. Первый месяц ей еще звонили с работы, и новости по службе Татьяну Петровну живо занимали. Она даже с некоторой ревностью справлялась, как работает Соня Бутова, сменившая ее в должности. Но текли недели и служебные интересы отошли. С работы звонить перестали и зверства Ильи Семеновича Кантера канули в лета. Привычка к коллективу, выработанная годами, давала себя знать. И как не смешны, или мелки были интриги в этом коллективе, все же, они составляли жизнь одинокого человека.