Сюрприз для Александрины
Шрифт:
А мне вообще не хотелось учиться.
Мне хотелось выйти замуж.
Тем более что Макаров уже предлагал.
Правда, он как-то робко предлагал. И всякий раз оговаривался, что должен еще испросить позволения моего батюшки.
Крепко, видимо, напугал его Аптекарь.
И я сказала:
– Папа, мне нужно знать, в конце концов, что ты сказал Макарову.
– Чтобы он не очень-то губу раскатывал! – фыркнул Аптекарь. – Ишь, счастье ему, рыжему, привалило – такую красавицу, да за так получить! Вот я ему и заявил, что за тебя даже один барон сватался, да от ворот
– Папа! – оскорбленно завопила Стася.
– А что? Я правду говорю. А тебя бы за младшего выдал, тебе ж рыжие нравятся…
– Папа! – закричала и я.
Высмеявший нас Аптекарь выглядел очень довольным.
– Пусть твой Макаров придет ко мне потолковать. Я еще подумаю, можно ли ему тебя доверить, – сказал Аптекарь угрожающе.
Но я уже не боялась отца и не понимала, как я могла бояться его раньше.
Почему мы были так замкнуты? Почему не могли говорить, как все нормальные люди?
Груз вины, тяжесть сомнений, печаль и одиночество разъединяют людей. Легче всего отдалиться друг от друга, накрыть сердце колпаком и жить, не чувствуя ничего.
Быть близкими людьми – ежедневный труд.
Титанический труд.
Потому что, чтобы оставаться близкими людьми, вы должны приближаться друг к другу постоянно. Все время идти друг к другу.
Если вы не приближаетесь – вы отдаляетесь.
Таков закон. И я это поняла.
Не слишком-то рано, можно было и пораньше.
Но хорошо и то, что не слишком поздно.
Макаров поговорил с отцом и сделал мне предложение.
На свадьбу приехала Стаська со своим Жаном.
Аптекарь, кстати, признал, что сестра обскакала меня – ее Жан оказался кавалером ордена Почетного легиона и имел титул.
Но меня мало волновали все эти сословные игрища.
Я была рада тому, что на мою свадьбу приехала мама.
Я ждала ее со страшно колотящимся сердцем и больше всего на свете боялась ее не узнать.
Но узнала сразу же, как только она появилась в дверях – высокая, красивая, загорелая. Мама обняла меня, и мы всплакнули чуть-чуть. Но не сильно, потому что силы нам еще пригодятся.
Нам нужно приближаться друг к другу.
Мы отмечали девичник втроем – я, Стася и мама.
Я была очень счастлива, но у меня было странное предчувствие.
Что-то должно было случиться.
Хорошее? Плохое?
Этого не я знала.
И это случилось утром.
Я глаз еще не успела разомкнуть, а все запахи, которые были в комнате, бросились ко мне и обступили меня. Пахло моим кремом, которым я на ночь мазала лицо.
Пахло мамиными духами – «Eternity» от Келвина Кляйна и Стасиными, подаренными ей Жаном, очень тонкими и своеобразными, но несущими в себе струю циветты, маленького и крайне вонючего зверька.
О-о, и зачем я это почувствовала!
От мебели пахло полиролем. От постели – кондиционером для белья. От занавесок – пылью. Из сада тянуло не только расцветающими пионами, но и навозным душком, а
И тут я все поняла.
Дар судьбы, говорил Макаров?
Вот, теперь он у меня есть.
Идеальное обоняние.
Я смогу стать парфюмером. Быть может, гениальным парфюмером. Если я чувствую со второго этажа, что минувшей ночью какой-то бродячий кот пометил дальнее дерево в саду, то у меня и в самом деле появилось недюжинное ольфакторное дарование, подарок высших сил на мою свадьбу.
Правда, дарование это причиняло и серьезные неудобства.
Для начала мне пришлось заново сварить кофе. Аптекарь сделал это сам, свежевымытыми руками, и кофе пах его мылом.
Потом я попросила парикмахера, явившегося делать мне прическу, обойтись без лака для волос. Выдержать распыление едко воняющей жидкости над своей головой я не могла.
Мое свадебное платье было прекрасно.
Это был корсаж из старинных ирландских кружев, которые последние сто лет пролежали в сундуке вместе с мешочком лаванды.
Юбка, сшитая молодым амбициозным модельером, – он злоупотреблял герленовским «Ветивером».
И фата, единственное, что не доставляло мне неудобств. Она пахла оберточной бумагой, вот и все.
Потом мне пришлось выгнать из лимузина Кузьмича. Старик чуть не обиделся насмерть, но я же не была виновата, что ради праздничка он так щедро воспользовался одеколоном, что в машине невозможно было дышать! Пришлось Аптекарю повести автомобиль самому, а Кузьмич потрюхал за нами следом на своем транспорте.
К счастью, Макаров забыл про одеколон. Он вообще про многое забыл и выглядел странно – встрепанный, с воспаленными глазами. Я бы подумала, что он слишком бурно справил мальчишник. Но перегаром от Жана не пахло.
Ну, вот ни капельки.
А вот слабое эхо всевозможных ароматов словно въелось в его кожу.
И вдруг я догадалась.
– Ты что, всю ночь делал для меня духи?
Макаров отодвинулся от меня едва ли не со страхом.
– Я заикаться начну из-за вашей семейки, – сказал он мне. – Мало того что ты оказываешься не бедная девочка-продавщица, а наследница заводов, газет и пароходов, королева анальгина, принцесса валидола. Мало того, что моя будущая теща выглядит так, как будто сошла с обложки «Вог». Мало того, что мой будущий тесть грозит мне самыми ужасными карами, если я не смогу составить твое счастье… так напоследок выясняется, что ты ведьма!
– Да-да. И ведь ты еще не знаешь обо мне всего. Так что подумай как следует. Может быть, не поздно еще отступить?
– Нет уж. Я так мучался утром, завязывая галстук. Не хочу, чтобы мои мучения пропали втуне.
Хорошо, что мой букет невесты был собран из цветов, не имеющих запаха, иначе бы я просто с ума сошла. Но в зале, где важная матрона регистрировала наш брак, стояли два огромных букета белых лилий. Струящееся от них густое благоухание едва не довело меня до обморока. А служащая ЗАГСа, как назло, пользовалась духами «Gold» от Даны Каран – в них солирующей нотой тоже был аромат белой лилии…